Финно-угры и балты в эпоху средневековья

Однако предположение о формировании прибалтийско-финской этноязыковой общности в условиях неолитической культуры с типично гребенчато-ямочной керамикой во многом неприемлемо. Эта культура является сравнительно кратковременным формированием. Уже в конце III тысячелетия до н. э. на ее территории образуется несколько различных поздненеолитических культур, а позднее, на рубеже неолита и эпохи ранней бронзы, складываются опять-таки разнохарактерные культурные группировки. В связи с этим трудно допустить, что в условиях прибалтийской культуры типичной гребенчато-ямочной керамики смогла сформироваться устойчивая этноязыковая общность. К тому же область формирования прибалтийско-финского языка и этнической общности совсем не обязательно должна соответствовать или приближаться к территории позднейшего расселения племен, вышедших из этой общности.

Исследователи, допускающие формирование прибалтийско-финского языка-основы в условиях названной неолитической культуры, не в состоянии объяснить тесную языковую связь прибалтийских финнов с поволжскими. Языкознание же неоспоримо свидетельствует о существовании в древности финско-волжской или, как еще ее называют, западно-финской общности, из которой позднее вышли на востоке поволжско-финские, а на западе — прибалтийско-финские языки.

В этой связи автором настоящих строк была предложена гипотеза о формировании прибалтийско-финской этноязыковой общности в условиях внутрирегионального взаимодействия финско-волжского населения — носителей культуры текстильной керамики с расселившимися среди них в эпоху раннего железа племенами культуры штрихованной керамики (Sedov V.V., 1980b, s. 429–438). Прибалтика оказалась заселенной финно-угорским этносом уже в эпоху камня, но это были не прибалтийские финны. Судя по данным археологии и лингвистики, между древнейшими племенными образованиями финно-угров и современными языковыми группами имели место промежуточные этнодиалектные формирования.

Культуру текстильной керамики, по-видимому, нужно связывать с финно-волжской общностью. Изучение текстильной керамики памятников эпохи раннего железа Прибалтийского региона показывает, что для нее характерны те же существенные признаки, что и для всего ареала этой керамики, в том числе дьяковской. Вместе с тем памятники Прибалтийского региона отличаются от поволжских тем, что в них постоянно присутствует наряду с текстильной штрихованная керамика, отражая инфильтрацию или миграцию индоевропейского (балтского или иного близкого балтам) населения. Хорошо известно, что по всех прибалтийско-финских языках отчетливо проявляется балтское (или индоевропейское, близкое балтам) воздействие, которое сказывается не только в лексике, но и в какой-то степени в грамматике и фонетике (Аристе П.А., 1956, с. 11–14; 1975, с. 14–18). Внутрирегиональное взаимодействие местного населения с носителями культуры штрихованной керамики и привело к отрыву прибалтийских финнов от поволжских и сложению прибалтийско-финского языка и общности.

Эсты.

(В.В. Седов)

Эсты заселяли северо-западную окраину Восточноевропейской равнины на восточном побережье Балтийского моря и острова Моонзундского архипелага (современные области Эстонской ССР).

Начало научных изысканий по археологии эстов относится к 30-40-м годам прошлого столетия, когда были основаны в Тарту Ученое эстонское общество (1838 г.), в Таллине Эстляндское литературное общество (1842 г.) и Центральный музей отечественных древностей при Тартуском университете (1843 г.). По инициативе этих учреждений стали производиться раскопки каменных и грунтовых могильников, было положено начало музейным археологическим коллекциям.

Вскоре возникли и местные музеи в Нарве (1864 г.), Курессааре (ныне Кингисепп, 1865 г.), Вильянди (1881 г.), Пярну (1895 г.), Пайде (1904 г.).

В XIX и начале XX в. в различных местах Эстонии было раскопано несколько могильных памятников. Многие из этих раскопок несовершенны; выявлены далеко не все детали погребального ритуала. Наиболее результативными оказались раскопки Я. Холцмайера и Р. Гаусманна каменных могильников Пяэлда, Мяла, Лээдри и Орикюла, относящихся ко второй половине I тысячелетия и началу II тысячелетия н. э. (Holzmayer J.B., 1981, lk. 16–37; Hausmann R., 1889, s. 122–129; 1909, s. 21).

Большая и плодотворная работа была проведена по сбору сохранившихся среди местного населения преданий об археологических памятниках Эстонии (Jung J., 1898; 1899; 1910). Были опубликованы первые каталоги археологических вещевых находок (Kruse F., 1842; 1856; Hartmann H.E., 1871; Hansen G., 1875). Эстонские материалы стали составной частью «Атласа финно-угорских древностей» И.Р. Аспелина (Aspelin J.R., 1884).