Финский дом

Взрывом меня отбросило от дома, и я понял, что умираю. Но неизбежность происходящего не испугала и не огорчила меня. Я только почувствовал, что сейчас произойдет что-то очень важное, и это важное – не моя смерть. Раздались голоса, заскрипел снег, и надо мной склонились бородатые люди. Лица их были черными, ввалившиеся глаза блестели лихорадочным огнем. Еще возбужденные боем, они дышали злобой. Один из них склонился надо мной, вынул из моего кармана удостоверение и удивленно воскликнул:

– Журналист! Мовсар Арбиевич Ахмаев…

Другой, постарше, вдруг словно бы поперхнулся, вырвал из его руки удостоверение и внимательно всмотрелся в фотокарточку с синей четвертинкой печати на плече.

Вот оно – главное! – понял я.

Человек опустил безвольно руку, и удостоверение упало в снег. Человек медленно пошел в сторону, вытаскивая из-за пояса пистолет.

– Ты что, дядя Арби! – раздался голос, но его тут же перекрыл оглушительный пистолетный выстрел…

В кадре остолбеневшие от неожиданности вооруженные люди. Они молча смотрят на два распростертых в снегу тела. Вдруг откуда-то сверху спустились, кружа и танцуя в едва заметных дуновениях ветра два легких пера. Черное скользнуло на лицо застрелившегося боевика, застыв рядом с дыркой в черепе, из которой тягуче сочится кровь. Белое легло на разорванную осколками куртку журналиста…

Титры

За кадром на фоне восточной мелодии звучит православная молитва.

КОНЕЦ

Не бойся. Онтология смерти

– Над крестами гроб с покойничком летает,
А вдоль дороги мёртвые с косами стоят…
И тишина…

К/ф «Неуловимые мстители»

Пустыня раскинулась совершенно ровным палевым кругом, гладко расходящимся к горизонту, и лишь два серых валуна слегка нарушали холодную идеальность плоскости. Арсений сидел на одном из валунов и силился вспомнить, кто он, как попал сюда и зачем. Путешествие? Катастрофа? Может быть, сон? В голове кружил свои галактики первозданный космос; то тут, то там вспыхивали сверхновые, возникали чёрные дыры и белёсыми кометами проносились редкие неуловимые мысли, возникая неизвестно откуда и пропадая неизвестно куда.

И отчего-то пахло бензином. Хотя если кто-то спросил бы Арсения, что такое бензин, он, пожалуй, не смог бы ответить. Отчего-то возникло слово «амнезия». А-а, понял Арсений, что-то случилось, я потерял память и поэтому не знаю, кто я и где. Вдруг раздался свист ветра в крыльях, и он увидел, как из низкого тёмно-индигового и отчего-то тоже совершенно плоского неба вынырнул и спланировал вниз человек с огромными крыльями за спиной. Он был тёмен, и крылья его были черны. Человек опустился в двух шагах от валуна, на котором сидел Арсений, подошёл неторопливо, едва касаясь земли босыми ногами и молча сел на соседний валун.

Сколько они просидели так, разглядывая друг друга? Может, минуту, а может, час. Арсений перестал чувствовать течение времени.

– Я Ангел Смерти, – сказал, наконец, человек с крыльями таким неземным голосом, что у Арсения колоколом загудела голова, зашлось дыхание и заколотилось сердце. Арсений почувствовал, что Ангел заглянул к нему в душу, окинул взглядом космос его мозга и в одно мгновенье всё про него понял. Он понял даже то, что сам Арсений не в силах был осознать, хотя пытался из всех сил. Они помолчали и холод, заполнивший было душу Арсения, потихоньку просочился наружу, руки потеплели, и сердце забилось ровнее. Ангел пошевелился, словно устраиваясь поудобнее, и начал:

– Эпикур сказал: «Смерть для человека – ничто, так как когда мы существуем, смерть ещё не присутствует, а когда смерть присутствует, мы не существуем».

Железная логика этого изречения Арсению была ясна давно. Он вдруг вспомнил, что всегда, ну, положим, с раннего детства интересовался этим вопросом. Но отчего разговор коснулся смерти?