Финт покойной тети

Руки Виталика дрогнули, но я сильнее вцепилась ему в шею.

— Не балуй, у меня нога еще не срослась.

Стерва вылезла из укрытия и смотрела на меня, не понимая. Из ванной настойчиво начал стучать Ладочников.

— Эй, откройте. Я лейтенант милиции!

— Женя, перестань прикалываться, можешь заработать неприятностей на всю задницу. Вадик, мы идем? Ты не забывай, у подъезда на стреме милиционер сидит, а на четвертом этаже еще двое, Лешу сторожат. Правда, окна у них на другую сторону выходят.

— У подъезда парень в отключке отдыхает, остальные в квартире мух давят, охраннички.

Из кухни вышла Зорька, лениво поинтересовалась происходящим, повертев мордой по сторонам. Картина ее не впечатлила, и она, ткнувшись мне в руку, лизнула ее и побрела обратно на кухню. Стерва, подпрыгивая, понеслась за ней. Ребята при виде Зорьки окаменели.

В принципе, можно было попробовать устроить шумное гульбище с выяснением отношений между прибывшими и моими домочадцами, включая «брата» в ванной. Но я точно знала, что оружия у Ладочникова нет, а для приведения Зорьки в боевую готовность нужен Алексей. Всех остальных она слушалась только до тех пор, пока ее это устраивало.

Вадик посмотрел на часы. С момента их появления в моей квартире прошло совсем немного времени.

— Семь минут. Пока во время укладываемся, машина у подъезда.

Через минуту мы сидели внутри «Жигулей» четвертой модели. Автомобильчик был выкрашен масляной краской в серо-зеленый цвет, явно от руки и малярной кистью третьего сорта. На заднем сиденье расположились я с ногой и Виталик, смотрящий и на меня, и на колено с легким ужасом. Второй бравый парень и Вадик уселись впереди.

После прочтения кучи детективов и просмотра боевиков и триллеров похищение показалось мне несколько пресноватым. Угроз и побоев не было, насиловать тоже никто не собирался. Мое знакомство с Вадиком и конструкция на ноге задавили у ребят на корню любое интимное желание. Куда они собрались меня запрятать, я не представляла. Сидела себе на заднем сиденье, топографию родного города изучала, постоянно вытирая запотевшее стекло. Стемнело, по дорогам ездили грязные машины, разбрызгивая мокрый снег.

Выгрузились мы часа через два в районе Коровинского шоссе.

Ребята дружно вылезли из машины, и мы пошли. Впереди Вадик с клюкой, за ним второй охранник с двумя сумками, сзади Виталик и я на нем. Протопали на третий этаж.

Квартира с типичной «хрущевской» планировкой, в которой я прожила более двадцати лет сознательной жизни, не вызвала у меня ностальгии. Скорее наоборот, я поразилась, как мы с мамой смогли прожить в такой конуре впритирку и не возненавидеть друг друга и самих себя.

Расположились все в проходной комнате. Обставлена квартира была по-нищенски банально, до обидных спазмов в горле за нашу российскую непритязательность. На том же месте, что и у нас и большинства соседей, стоял диван впритык к столу, с боку балконной двери телевизор и кресло с журнальным столиком. В маленькой комнате высокий трехстворчатый шкаф и кровать с ковром над нею.

Меня Виталик сгрузил на диван, рядом с ним поставили сумки с вещами. На столе скучали тарелки с остатками завтрака, балконная дверь была приоткрыта, и оттуда тянуло холодом. На подоконнике сохли цветы — герань, фиалки и пара загнувшихся кактусов.

— Вадь, ты свой листок с требованиями не забыл в квартире оставить?

— Не забыл, на пол бросил.

— А что в нем написано?

— На разговор его вызываем.

— И все?

— Все.

— Вадик, а почему ты со мной не хочешь поговорить, может, я тебе чем помогу?

— Не поможешь. Ты этого не знаешь, только Алексей.

— А где Славик? Я думала, у вас дружественные отношения и вы вместе с женщинами воюете.

— Он в командировке.

— Вадик, меня очень интересуют две вещи — что вчера случилось у Леши дома и чего вы хотите от него.

Разговаривали только мы с Вадимом. Он сидел за столом, курил. Виталика сразу услали в магазин с моей, между прочим, сотней баксов, я только успела вслед прокричать, чтобы он укропа с кинзой купил — мне для заращивания ран живые витамины необходимы.

Второй охранник, обтекаемо огромный, копошился на четырехметровой кухне, пытался состряпать обед и соскрести с тарелок присохший завтрак. Наивные, они, верно, думали, что привезенная Анастасия Николаевна будет тут драить тарелки, жарить-парить, а вечером ее можно будет и употребить под пиво или водку. Денька через три за этот нелегкий труд им должны были бы и денежки подкинуть. Ан нет. Произошел облом по полной программе. Анастасия, свет Николавна, оказалась инвалидом, и взятки с нее гладки.

— Вадь, ну что ты пятую сигарету подряд садишь. Объясни мою перспективу. Что вам всем от меня и Леши надо?

— Деньги, Настя, деньги.

— Так ты бы меня спросил. Я женщина, как оказалось, богатая. Я вам все отдам, — говорила я с комсомольским задором, звонко и честно. — Плевать мне на эти счета и драгоценности. Не нужны они. Суету и озлобленность рождают большие материальные ценности, потому что пробуждают самые страшные человеческие качества — черную зависть и иллюзию безнаказанности за грехи.