Финт покойной тети

— Сидеть! Выльешь кофе, сделаешь чай, уложишь меня спать, купишь еды и можешь быть свободен до завтра. Настя, звони мне при малейшем намеке на тревогу в любое время суток. Утром обязательно нужно поговорить. Алексей тебе не чужой, продумаем вместе, как ему помочь.

Я натянула на себя тесное пальто Милы и, не застегиваясь, засунув Стерву под мышку, выскочила из квартиры. Миленькая тетка. Ей полком надо командовать, лучше смертниками. Ничего себе бабушка. Огребешь такую родственницу и никаким деньгам рад не будешь.

На улице мне стало противно и тоскливо. Нога разнылась тянущей болью.

До своего дома я шла долго, смотрела за вертящейся от радости Стервой и пыталась сопоставить все события, произошедшие за два месяца. Ничего не получалось. Зачем Алексей убил Григория, если это сделал действительно он, я даже и задумываться не буду, наверняка за дело. А вот почему Игорька застрелили, непонятно совсем…

Я сознательно забивала себе голову размышлениями о событиях вокруг меня. В эти минуты больше всего меня беспокоила боль в груди, там, где сердце и… душа. Сейчас там ничего, кроме бездны пустоты и боли, не было. В эту черную дыру проваливалось ощущение жизни.

Около подъезда, в кустах, курил мужчина. Он вышел навстречу, хамовато улыбаясь. Твою мать… Сигизмунд. Трезвый и злой.

— Здравствуй, миллионщица. Я вот подумал над твоими словами насчет наших шефов и решил, что ты права. Гады они, захребетники. Но ты их озолотила, и теперь моя очередь. Я готов принять от тебя в дар несколько сотен тысяч долларов. Начну какое-нибудь хорошее дело. Фонд организую или колонию для проблемных подростков, интернат с улучшенным питанием.

— Ой, Сизый, отстань. Не мели ерунды, и так голова от проблем раскалывается.

Я попыталась обойти его, но он вцепился в мою руку и прижал к себе.

— Сняла уже свою хренотень на коленке? Сняла. Значит, стала дееспособной. Мне ведь не только деньги от тебя нужны, мне хочется, чтобы у нас было взаимопонимание, чтобы ты орала подо мной от удовольствия, хочется…

— Сизый, не грузи! Потом, потом как-нибудь расскажешь о своих сексуальных фантазиях. Стерва, иди сюда.

Собака запрыгнула мне на руки. Сигизмунд, растерявшийся от моей реакции на его страстные слова, которые он наверняка целый день перед зеркалом репетировал, встал столбом посреди тротуара. Я обошла его и поднялась в подъезд, приволакивая ногу. Сигизмунд потащился за мной, пыхтя в затылок.

— Учти, Сизый, у меня дома подруга с приятелем. Приятель милиционер, так что лучше уйди. А денег я тебе не дам, не за что. И вообще их у тебя никогда не будет. Деньги зарабатывают, в основном головой. Если другим способом, то они очень быстро уплывают из рук.

Сигизмунд развернул меня, прислонил спиной к стене подъезда, просунул руки под пальто и сильно сжал грудь, до боли.

— До чего же ты нежный, Сизый. От твоих ласк и зверь подохнет.

Он нагнулся и укусил меня за шею так, что от боли пришлось заорать. Мне в тон заверещала Стерва, тявкая на придавившего ее Сизого. Укушенная шея онемела.

— Это тебе на память. В следующий раз на тебе будет десять таких укусов.

Ситуация получалась жуткая. Сигизмунд оторвался от меня и поспешно ушел. Стерва на руках успокоилась. Шею невозможно было повернуть. Я начала трезвонить в квартиру. Ладочников открыл дверь сразу же.

— Ты сейчас орала?

— Да. Меня один ненормальный укусил в шею.

Ладочников внимательно осмотрел укус.

— Еще немного, и он тебе мог мышцы повредить.

Мила, вышедшая в коридор, расхохоталась.

— Ну ничего себе сексуальный маньяк! Укусами запугивает.

— Кость, этот парень — Сизый, он меня сторожил последние сутки при похищении, и стрелял в милиционера именно он.

Костя закрыл плотно дверь, помог мне переодеться в тапочки.

— Настя, ты невнимательно слушала. Не было там милиционеров, кроме меня. Андрей вызвал своих людей. К какой организации они принадлежат, сама понимаешь.

— Тогда почему они так бездарно провели операцию по моему освобождению?

— Потому что они не боевики, просто ребята с работы Андрея.

— Зачем, Костя?

— У Андрея своего спроси «зачем». Он играет в свою игру, и милиция здесь ни при чем.

Костино лицо при имени брата исказилось брезгливой ненавистью. Я сочувственно и якобы понимающе покачала головой, разделась и ушла к себе в комнату. Свет не зажигала, легла на кровать и свернулась калачиком. Меня предали, подставили, использовали… Шея болела. Но именно это отвлекало от страшных мыслей.

После легкого щелчка ярко зажегся свет, Костя протянул мне руку:

— Не отчаивайся, Настя, все проходит. Сиди с нами и обязательно делай что-нибудь. Читай, пиши письма, салатик нарежь.

И я пошла на кухню резать салат и делать вид, что у меня внутри нет черной бездонной дыры.

Мила колготилась по кухне, хохотала на каждую шутку, а Константин начал рассказывать очередную байку: