Финвэ. Влюбленное сердце (СИ)

Он бежал, не разбирая дороги, с одной лишь мыслью — догнать лалдо во что бы то ни стало. Его драгоценные одежды цеплялись за ветки деревьев и кустарников, пачкаясь зеленью лесной травы, смешанной с глиной, длинные волосы растрепались, на щеке ощущалась свежая царапина, оставленная хлестнувшей по ней веткой.

Среди казавшихся пугающе черными, причудливо изогнутых ветвей становившегося все более непролазным леса можно было сгинуть, напоровшись на острый сук или оступившись, зацепившись одеждой за торчащую ветвь, или за выпирающий из земли корявый древесный корень. Тревога за внезапно сбежавшего дорогого друга овладела всем существом Финвэ. Сердце бешено стучало, подгоняя его, заставляя бесстрашно пробираться все дальше в чащу, не обращая внимания на дождь, лившийся потоками и до нитки промочивший его плащ, ссадины, разорванные рукава рубахи и волосы, то и дело падавшие на лицо.

Его чувства обострились, и феа Финвэ взывала к феа его друга, а глаза отчаянно искали его силуэт.

Не зная, сколько времени он бежал вот так, забравшись в глухую чащу, Финвэ привалился к стволу платана, по которому ручейками стекала дождевая вода, и, крепко зажмурившись, в последней надежде позвал Эльвэ в осанве.

«Прошу, приди ко мне, если слышишь меня, серебряная звезда» — звал вождь татьяр, задыхаясь от охвативших его тревоги и отчаяния.

Казалось, что мир, вместе с потоками дождя, обрушивается на него. Раздался оглушительный гром. Финвэ вздрогнул и широко распахнул глаза — перед ним стоял его друг. Серебряные волосы потемнели и слиплись, свисая сосульками с которых капала вода, одеяние ярко блеснуло золотом в свете последовавшей за громовым раскатом вспышки молнии. В этот момент Финвэ смог разглядеть глаза Эльвэ — пугающе светлые, почти бесцветные, в обрамлении слипшихся стрел черных ресниц. Лалдо прерывисто дышал приоткрытым ртом, глядя в упор на друга.

— Эльвэ, — протягивая к нему, стоящему совсем рядом, руку, — проговорил Финвэ.

Голос изменил ему от напряжения.

Вождь нельяр тоже протянул к нему руки в длинных белых рукавах и неожиданно обхватил ладонями, чьи пальцы были холодными, как лёд, мокрое лицо Финвэ, у которого мороз прошёл по коже.

— Посмотри мне в глаза и скажи, что не хочешь больше моих ласк! — совершенно отчетливо воскликнул Эльвэ, сверля друга взглядом загоревшихся голубоватым светом зрачков.

— Что? — испуганно переспросил вождь татьяр, — Эльвэ, почему ты сбежал? Валар, я так испугался за тебя…

— Скажи, что не хочешь больше наших встреч! — выкрикнул ему в лицо лалдо.

В его ломающемся голосе послышались слезы.

— Ну, что ты, мой хороший, я хочу, хочу… — в исступлении хватая его за запястья, шептал вождь татьяр, — Не оставляй меня, мой ненаглядный… Обещай, что не оставишь меня!

И Финвэ с силой притянул к себе Эльвэ, обвив его тонкое, гибкое тело, проводя широкими ладонями по его знакомым изгибам. Лалдо потянулся к нему и, не выпуская из ладоней лица друга, прильнул влажными, горячими губами к приоткрытым губам татьо.

Этот поцелуй был совсем не похож на все многие поцелуи, которыми награждал его Финвэ за годы их дружбы. Не раз, в избытке радости, полусерьезно-полушутя, он покрывал легкими, полными дружеской нежности, поцелуями щеки и серебряные волосы Эльвэ.

На этот раз поцелуй исходил от него самого, всегда смиренно ожидавшего ласки. И поцелуй этот был пламенным. Лалдо целовал со страстью, отчаянно, горячо, жадно.

От его поцелуя мурашки шли по коже, а дрожь расплавленным серебром проникала в тело.

— Мой Эльвэ! — воскликнул Финвэ, отрываясь от его рта и приподнимая тесно прижавшегося к нему, казавшегося легче пушинки, лалдо над землей.

Дождь прекратился. Стало светлее. Начинались серебряные сумерки — час бодрствования. Друзья согревались теплом друг друга, обнявшись, лаская, целуя нежно, как прежде. И на душе у Финвэ сделалось покойно и счастливо.

Взявшись за руки, они вышли в лагерю нельяр когда его обитатели еще отдыхали в своих шатрах. Вождь третьего народа почти бегом бежал, увлекая за собой счастливого Финвэ, в свой белый шатер.

Едва оказавшись в шатре Эльвэ, охваченные царившим внутри влажным теплом, они принялись стаскивать насквозь мокрые одежды.

Среброволосый Эльвэ сам пожелал стянуть с друга тунику, нижнюю рубаху и штаны, легко оглаживая его тело. В предшествовавшей началу нового дня тишине отчетливо слышалось шумное, дрожащее дыхание обоих, опустившихся на колени перед лежанкой.

— Отдай мне огонь, что горит в твоем сердце, — шептал Эльвэ, обвивая руками сильную шею Финвэ.

— Я дам тебе его, — отвечал ему друг, придавливая среброволосого лалдо к матрасу и осторожно ложась сверху.

Ему хотелось согреть охватившим его жаром прохладную, влажную кожу Эльвэ. Он целовал ее там, где к ней прилипли мелкие травинки и былинки, где на изящной шее и юношеских плечах застыли мелкие капельки дождевой воды.