Фёдор Абрамов

Уже после выступления Фёдора Абрамова, во время очередного перерыва, к нему, беседовавшему в фойе с Василием Беловым (оба активно жестикулировали, видимо, жарко спорили), стали подходить писатели. С каждой минутой кольцо окружения росло. Вскоре Абрамова с Беловым уже нельзя было рассмотреть за их спинами. И вдруг над головами взлетела громкая, чёткая на слух, абрамовская фраза: «Доколе будут сажать литературу в клетку?!» В мгновенно наступившей тишине её было слышно очень далеко. И… в считаные минуты Абрамов и Белов остались вдвоём. Разошлись все, кто ещё минуту назад стоял рядом, сделав вид, что не разделяют сказанного Абрамовым.

Но всё же Абрамов был услышан.

Впоследствии его выступление войдёт не только в стенографический томик с отчётом о работе съезда, но будет не единожды опубликовано под заголовком «Слово в ядерный век» во многих сборниках, вышедших, к сожалению, уже после кончины писателя. Студия «Центрнаучфильм», создавая документальный фильм «Писатели и время», рассказывающий о работе писательского съезда, не обойдёт стороной выступление Абрамова, увековечив его и в слове, и в кадре.

И вот снова парадокс – о речи Фёдора Абрамова на съезде не было сказано ни слова в архангельской «Правде Севера»! Странная и мало чем оправданная позиция газеты, которая, по здравому разумению, должна была первой подхватить выступление своего земляка. Что мешало?! Эхо «Письма землякам» или недавняя критика в центральной «Правде»? Такое к себе отношение вызвало недоумение и заставило его переживать. И всё же он не держал зла на земляков, и когда в октябре в Архангельском театре драмы была намечена премьера спектакля «Дом», с радостью приехал на берега Северной Двины.

«Честность, честь, боль – Ваши книги…»

В начале августа 1981 года, ненадолго прервав своё пребывание в Верколе, Фёдор Абрамов наконец-то исполнил давнюю мечту побывать в «студёных краях, у Печоры-реки, где лиходеи великого праведника и воителя за истинные веры протопопа Аввакума сожгли», как будет сказано в рассказе «Из колена Аввакумова», и поклониться Аввакумову кресту, что стоит на месте предполагаемого сожжения.

О возможности поездки на Печору, в Пустозёрск, Фёдору Абрамову давненько говаривал его давний приятель – журналист, критик Александр Михайлов, который сам был родом с берегов Печоры, да всё как-то не ладилось. Возможно, поездка вновь бы не состоялась, если бы не твёрдое решение Абрамова окончательно взяться за написание «Чистой книги».

Фёдор Абрамов никоим образом не идеализировал протопопа Аввакума, и всё же интерес к его личности у писателя не случаен. Старообрядчество было у него в крови – все предки писателя, как по линии отца, так и по линии матери, придерживались старой веры. Была ли в доме матери или тётушки Ириньи иконка с ликом священномученика Аввакума[9], мы не знаем – Абрамов не оставил на этот счёт никаких воспоминаний, но то, что он слышал о нём с ранних лет, сомнению не подлежит. У Абрамова, прежде всего, было врождённое уважение к преданиям старины и к имени Аввакума – все его близкие старшего поколения почитали этого церковного ревнителя. Аввакум в понимании Абрамова – стихия, сумевшая обнять массы и повести за собой. Аввакум не разрушитель, он созидатель, ибо искренне верит в свою правду и дарит её всем, кто идёт вместе с ним. Вне всякого сомнения, он восторгался им (а может быть, даже любил!) как человеком, оставшимся верным себе, своим помыслам при всех тяжких испытаниях и принявшим муки за стойкость. Ценил и словотворчество Аввакума, его литературный дар, и даже не раз говорил об этом.

И всё же не это двигало Абрамовым в желании побывать на аввакумовской Печоре, прикоснуться к тем местам, о которых слышал с детства. Пытливость, желание понять духовную составляющую старообрядчества, его стержень, его глубинную нравственную сторону, восходящую своими корнями к великому подвижничеству, – вот что было главной целью этой поездки. Ведь раскол стал предтечей не только волны кровопролитных крестьянских восстаний на Руси от Сибири до Балтики, но и породил непримиримую схватку поборников старой и новой веры на века вперёд. И писатель, задумав грандиозную по своему масштабу трилогию о событиях на Русском Севере начала XX века, никак не мог обойти стороной старообрядчество, так крепко проросшее своими корнями на Пинежье.

С Печоры Абрамов вернулся с восторженным чувством.

Эта поездка дала ему многое. Прежде всего он смог ощутить простор мысли, прочувствовать горизонты «Чистой книги», глубже осознать её замысел. Порыв творчества разгорелся в нём, как свеча. Последние два года земного бытия Абрамов будет жить «Чистой книгой», и многочисленные черновые записи – неоспоримое тому свидетельство. Не стоит забывать, что и название будущего романа – «Чистая книга» также пришло от Аввакума.