Фёдор Абрамов

А вот журнал «Звезда» за то, что опубликовал Фёдора Абрамова, вскоре получил «по заслугам». Ситуация как с «Невой», к счастью, не повторилась, но Георгий Константинович Холопов, тогдашний редактор журнала, был вызван на «ковёр» в Ленинградский обком и получил крепкий нагоняй от самого Толстикова, который, в свою очередь, скорее всего в целях острастки других редакторов, подверг резкой критике новые рассказы Абрамова, опубликованные в «Звезде», выступив на мартовской областной партийной конференции, проходившей в преддверии XXIII съезда КПСС.

Конечно, после такого очередного нападка на произведения Фёдора Абрамова на столь высоком партийном уровне ни о каких дальнейших публикациях в ленинградских толстых журналах не могло быть и речи.

И как следствие, за все годы, начиная с января 1964 года до выхода в свет романа «Две зимы и три лета» в январе – марте 1968-го, напечатаны всего два рассказа в «Звезде» и авторский сборник с «Братьями и сёстрами», «Безотцовщиной» и несколькими рассказами, что когда-то публиковала всё та же «Звезда». Правда, было ещё несколько зарубежных переводов, в том числе и румынское издание «Братьев и сестёр».

Вообще 1960-е годы, несмотря на все перипетии вокруг Фёдора Абрамова, станут для него светлыми годами в творческом плане. Все абрамовские повести, за исключением «Мамонихи», обретут законную «прописку» в 1960-х. Родом из этих лет будут и знаменитые «Деревянные кони», «Алька» и, конечно же, роман «Две зимы и три лета». Да и романы «Пути-перепутья», «Дом» будут зарождаться именно в эти годы.

Фёдору Абрамову по-прежнему хорошо работалось на вольном комаровском воздухе, в тиши соснового бора, куда он спешил уехать уже не только в снежные зимние месяцы, но и летом, осенью, стараясь как можно больше прихватить для себя «невыездных» деньков. Возможно, что Комарово чем-то сглаживало ему думы о Верколе, а воды Финского взморья образно напоминали родную Пинегу. Здесь, в Комарове, он немного успокаивался, погружаясь в дорогую для него атмосферу творчества.

Приезжая в Дом творчества, чаще всего один, он, не выходя из своего номера, до полудня работал, и работал так, что, казалось, текущий день в его жизни последний и нужно неизменно успеть всё. И уже потом, выполнив намеченное, смотря по настроению, шёл гулять или вновь усаживался за письменный стол. Времени для работы ему действительно всегда не хватало, а отдыхать Фёдор Абрамов не умел. Людмила, остававшаяся в ленинградской квартире, отвечая на телефонные звонки знакомых, желавших увидеть Абрамова, говоря, что он в Комарове, неизменно в назидательном тоне добавляла, чтобы писателя ни в коем случае не тревожили в первой половине дня.

Часть 7. «…Давно не читал такой рукописи…»: 1966–1971

«Я ведь написал честную книгу…»

В июле 1966 года Фёдора Абрамова «ударил» микроинфаркт. Случилось это в Архангельске.

В те дни в городе работала конференция, посвящённая памятникам культуры Русского Севера, и Фёдор Абрамов присутствовал на ней. Он не держал докладов, но сумел быть на многих заседаниях, послушать выступавших и даже побывать на ряде экскурсий, организованных для участников конференции: остров Мудьюг в Белом море, где в годы Гражданской войны интервентами был создан концентрационный лагерь, деревушку Заостровье с удивительными храмами деревянного зодчества и, конечно же, Соловки – жемчужину Русского Севера, с непростой историей… «Соловки меня потрясли всем – своим былым великолепием и тем варварством, которое прокатилось через них за советские годы», – восторженно напишет он Людмиле 11 июля.

Впрочем, для тех, кто близко знал Фёдора Абрамова, его сердечный недуг не стал неожиданностью. Да и сам он нисколько тому, что с ним случилось. Сердце уже давненько давало о себе знать. Ещё 6 июня 1959 года, будучи в Верколе, Абрамов с тревогой сообщал в письме Фёдору Мельникову: «Как ни благотворны родные края для человека, но самочувствие у меня неважнецкое. Вялость, сердце пошаливает и т. д. Отчего это? Переутомился?»

Лечение в Архангельской городской больнице было успешным, и Фёдор Абрамов вскоре пошёл на поправку. Спустя две недели после случившегося он вместе с приехавшей к нему Людмилой вылетел в Ленинград, а затем и в Комарово. В Дом творчества Абрамов приехал в приподнятом настроении. И было чему радоваться! Роман «Две зимы и три лета», рукопись которого после нашумевших весенних событий отказалась публиковать «Звезда», по всей видимости, приживался в «Новом мире».

В июле, когда Фёдор Абрамов ещё находился на больничной койке, на его ленинградский адрес пришёл толстый конверт из «Нового мира», в котором вместе с письмом и возвращённым текстом романа для доработки был и авторский договор.