Фиолетовый гном

Зажевал колбасой, кусая прямо от батона.

Светка появилась на кухне неслышно. Уже в халатике. Сиреневом домашнем халатике, который ей тоже шел. Ей все шло. Доброму вору все впору… Так мать всегда говорила.

Она глянула на него влажными глазами провинившейся собаки и скромно присела на табуретку.

– Налей мне тоже, – попросила она. Хотя водку никогда не пила. Не любила спиртного. По большим праздникам – глоток мартини или шампанского, не больше.

Серега посмотрел на бутылку, потом на нее.

– Не налью! Самому мало, – отрезал он.

Глянул на бутылку и отпил несколько глотков прямо из горлышка.

– Бить будешь? – поинтересовалась жена.

– А надо? – спросил Серега.

Жена неопределенно повела плечами. Словно от холода передернулась.

– Может, и надо, – задумчиво подтвердила она.

– Не буду, не бойся. Живи пока, – великодушно разрешил Серега.

Он все-таки налил ей водки. Плеснул немного на дно чайной чашки, подвернувшейся под руку. Поставил перед ней. Она лихо глотнула, вытаращила глаза и долго кривилась:

– Как вы пьете такую гадость…

Серега молча жевал, сосредоточенно обкусывая колбасный батон по окружности. Жену всегда раздражала его привычка кусать от батона или от буханки хлеба. Зато теперь – можно, теперь – все можно, мелькнуло в голове, хоть колбасу кусай, хоть буханку, хоть себя за задницу… И что делать с такой вседозволенностью?

– На дурацкие вопросы не отвечаю, – буркнул он.

Они опять помолчали. Серега махнул еще водки. Наконец спросил:

– Давно это у вас?

Она не ответила. Скромно потупила густые, накрашенные ресницы.

Интересно, когда она успела накраситься? Или – не смывала тушь? Когда она занималась сексом с ним, то всегда смывала. Без туши ее ресницы были не такими уж густыми. Но тут не муж, тут – любовник… Перед хахалем – во всеоружии боевой раскраски даже в положении горизонта…

– Неделю? – спросил Серега.

– …

– Месяц?

– …

– Три месяца? – продолжал настаивать он.

– Около того. Не помню точно…

– Ты его любишь?

– Не говори глупостей, – категорично сказала Светка, сразу напомнив себя прежнюю.

Может, все-таки врезать ей оплеуху? Или лучше водки выпить?

Откуда взялась пресловутая сдержанность английских джентльменов? – неожиданно вспомнил Серега. Ответ – от повального алкоголизма высшего общества! Гораздо проще отгородиться от леди стеной условностей и традиций, чем постоянно выяснять отношения, дыша перегаром. Кажется, это Жека рассказывал… Гад!

Серега выпил. Закурил сигарету.

Светка молча, внимательно смотрела, как муж мрачно и последовательно надирается.

– Но зачем… – неопределенно начал Серега.

– С ним весело, – коротко объяснила она.

Конечно! Весело! Полные штаны веселья… Обхохочешься… Сейчас дружно сядем и начнем хохотать…

– И кто кого соблазнил? – поинтересовался Серега, с трудом сглотнув неожиданный комок в горле.

Она опять промолчала.

– Значит, ты? – предположил он.

Светка не возражала.

Странные они существа, эти женщины, думал потом Серега. Не умеют врать. Сколько он слышал или читал о женском коварстве, а ведь они действительно совсем не умеют врать. Просто нужно научиться задавать вопросы…

– Между прочим, мы только несколько раз встречались наедине, – сообщила Светка.

Она что, так оправдывается? – не понял Серега. Извини, милый, я ему только чуть-чуть дала, всего на полшишечки…

– Понятно, – отозвался он.

– В основном ходили куда-нибудь…

– Еще понятнее. Собирай вещи!

– Ты меня выгоняешь?

– А ты как думала?

– Я не спорю, – непривычно покорно согласилась она. – В чем-то я даже тебя понимаю…

Да неужели? В кои-то веки удостоился взаимопонимания с супругой, мелькнула мысль…

Неудачный у тебя был брак, говорили ему потом.

А почему неудачный? Встретились люди, было хорошо вместе, поженились. Потом стало плохо. Когда стало совсем плохо – развелись. Очень даже удачный брак. Только быстрый. Так он отвечал.

После разрыва с женой Серега почувствовал облегчение. И одиночество, конечно. Он долго не мог разобраться, чего было больше, облегчения или одиночества.

В сущности, он остался не только без любимой жены. Но и без лучшего друга.

Вдвойне обидно! Женьки, с его насмешливым добродушием и бесшабашной ехидностью, ему тоже не хватало. Когда прошло первое, острое желание его убить, Серега почувствовал, насколько его не хватает…

4

Одиночество – это паук, очень скоро ощутил он. Оно плетет свою паутину в пыльной тишине прокуренных комнат. Оплетает своей паутиной, так что нельзя пошевелить ни рукой, ни ногой…

Одиночество – это тишина в доме. Вязкая, как вата, и глухая, как бетонная стена бомбоубежища. Эта вязкая тишина преследует и давит. Ее слишком много, тишины…

Одиночество – это бесконечный телевизор, включенный для фона жизни. Так и бубнит что-то, когда засыпаешь, и шипит пустым экраном, когда просыпаешься…

Одиночество – это пустые бутылки, которые катаются под ногами, тарелки с объедками и вонючие окурки, раскисающие на столе в луже вчерашнего пива…

Одиночество – это вечера. Пустые вечера, когда возвращаешься туда, где тебя никто не ждет…