Фиолетовый гном

А потом сразу стало плохо. Когда начала уточнять. Очень опасная привычка – все уточнять.

– С чего ты решила, что я тебя бросаю? – спросил он, чтобы потянуть время.

– Не знаю. Чувствую. Какой-то ты не такой. Изменился.

– В чем, интересно?

– Не знаю. Изменился…

– Ничего я не изменился.

Глупый, в общем-то, диалог начинался, рыночный торг. Базарное выяснение отношений, только этого не хватало…

– Может быть, ты влюбился? А, Сереж, сознавайся? – коварно-спокойно спросила она.

– Да нет, – буркнул Серега, еще помедлив.

– Хороший ответ, – оценила Танька. – Универсальный. Очень загадочный ответ. Хочешь – выбирай себе «да», хочешь – «нет», в зависимости от уровня самомнения. Просто утешительный приз для женщины, которую собираются бросить…

Серега не знал, как на это реагировать. Промолчал.

Бросает? А никто, кстати, и не поднимал, подумал он, раздражаясь в душе. Никто никого не поднимал в их отношениях, в этом их главная прелесть. Была, наверное…

Никто никому ничего не должен – удобная формула устоявшихся отношений. Периодически не виделись месяцами, потом снова созванивались, бросались в кровать, как яростные борцы на тотами. Проводили вместе какое-то время и опять разбегались по жизни. И так много и много раз. Серега подозревал, что в эти месяцы охлаждения у нее случался еще кто-то, но со временем это почти перестало его волновать.

Хорошие, спокойные отношения… Ровные, как мерцание… С чего она вдруг взволновалась? Чисто женское неумение терять?

– Ладно, не бери в голову, – сказал Серега. – Куда я от тебя денусь? Я не знаю, что ты себе нафантазировала, но лучше – не бери. Советую.

– Не бери в голову, а бери в рот?

– Это хорошая мысль, – согласился он. – Я как-то сразу не подумал, но мысль – хорошая.

– Откушу! – пригрозила она.

– Выплюнуть не забудь потом.

– Не боишься?

– Не боюсь. Я хочу быть с тобой.

– Неужели? – спросила она, чем-то неуловимым напомнив бывшую жену Разноцветика.

– Причем регулярно.

– Гад ты все-таки… В репу получишь.

– Это я уже слышал.

– Учти, Кузнецов, таких женщин, как я, не бросают, – предупредила она.

– Я понимаю, – согласился Серега.

Серега терпеть не мог, когда его называли по фамилии. Она это знала, между прочим.

Кстати, почему не бросают? Таких женщин… А каких? Всех бросают, и кинозвезд, и титулованных мисс-красавиц…

– Медведь ты все-таки… Медведь-медведище!

– Это ты уже говорила.

– Говорила! И еще раз скажу… А ты, Сереж, все-таки не бросай меня. Правда! – вдруг попросила она почти жалобно. – Я ведь хорошая, дурная немножко, но хорошая. Я и готовить умею, ты знаешь, только ленюсь обычно. И вообще, я к тебе привязалась, как ни к кому другому… Мне без тебя будет плохо, я это точно знаю. Словно предчувствие какое, веришь, нет? Не бросишь, обещаешь? – и снова жалобная нотка в голосе, такая странная при ее обычной браваде.

Новое дело! Вот это действительно новый, неожиданный поворот, удивился Серега. Привязалась она… Мужчина постепенно перестает любить, а женщина постепенно привязывается. Кажется, это еще Жека отмечал, как один из парадоксов…

А он-то искренне считал, что их легкие, необременительные отношения ее вполне устраивают. Что именно ее они устраивают в первую очередь. Первое время это его даже бесило.

– Ты – самая лучшая, кто бы спорил…

Серега снова привлек Таньку к себе. Он все еще знал, как ее успокоить…

Прощаясь, они договорились встретиться еще раз. Завтра, допустим, или послезавтра. Поговорить серьезно, как она сказала. И не в постельном режиме, а где-нибудь на нейтральной территории, в кофе например. Где он не сможет на нее накинуться. Потому что она тоже живой человек, когда он на нее накидывается, она теряет последние остатки своего глупого бабского разума. И начинает ему, проклятому медведю, верить. Ей тоже хочется верить! Живой человек!

Они так и не встретились, как договаривались, вспоминал он потом. Серега срочно улетел в командировку, сопровождая Шварцмана…

8

Да, все случилось как раз после той командировки, когда он вместе со Шварцманом вернулся с Мальты, помнил Серега.

Хозяин летал на каменные острова просто так, развеяться на неделю-другую. Развеялся Шварцман до остекления, выпал в осадок и засох кучкой. А ему говорили, предупреждали, между прочим, что при тамошней сорокоградусной жаре не стоит кидаться в море, взбодрив себя напитками не меньшей крепости…

Не внял. И лег на больничную койку почти трупом, заработав сердечный приступ. Но выкарабкался. Безбожно дорогие и безукоризненно стерильные местные врачи говорили на правильном английском и все понимали как папа с мамой.

Пациент был отправлен домой огурец огурцом: весь зеленый и в пупырышках. По лицу и шее Хозяина пошли какие-то лиловые пятна, но, как ни странно, признаки жизни он периодически подавал. В самолете Шварцман все порывался накатить водки или хотя бы хряпнуть пивка для рывка, а сопровождающие лица мягко его отговаривали.