Фирдоуси Абулькасим. Шахнаме. Том 2

Туранец Базур жил в ту пору, молва
Гремела о силе его колдовства.
К злым чарам тайком прибегать он привык,
¹⁵⁵¹⁰ Знал Чина язык, пехлевийский язык.
И слышит волшебник Пирана приказ:
«На гору подняться ты должен сейчас.
Колдуй, заклинай, а заклятия цель —
Наслать на иранцев мороз и метель».
И вот на вершину взошел чародей,
И стужа иранских бойцов и вождей
Сразила. Напрасно грохочет кимвал —
Злой холод воителям руки сковал.
Средь снежного ада клич ярый взгремел,
¹⁵⁵²⁰ Посыпался ливень губительных стрел.
Туранцам Пиран повелел наступать,
И ринулась грозной лавиною рать.
Пред ней беззащитны иранцы в бою:
У каждого руки примерзли к копью.
Тут с яростным воплем, как злой Ахриман,
Примчавшись, напал на иранцев Хуман.
Казалось, кровавое море текло,
Так много иранских бойцов полегло.
Повсюду лежат недвижимы они,
¹⁵⁵³⁰ Снег с кровью смешался. Куда ни взгляни —
Сугробы и груды поверженных тел.
Стал тесен для воинов поля предел.
Тут к небу высокому руки с мольбой
Простерли иранцы и вождь боевой:
«О Ты, вознесённый над знаньем людским!
Всё видишь, хоть сам Ты для смертных незрим!
Рабы Твои слабые, грешные мы,
Взываем к Тебе, неутешные, мы.
Над лютою стужей и жарким огнём
¹⁵⁵⁴⁰ Ты властен: смиренно мы помощи ждём!
Лишь ты к избавлению знаешь пути,
Других избавителей нам не найти!»
Тут сведущий некий воитель призвал
Роххама, и место ему указал,
Где злобный Базур колдовал той порой,
Сокрывшись от глаз за крутою горой.
И поле сраженья покинув, Роххам
Помчался стремительно к тем высотам,
Кольчугу свою подвязал и взошёл
¹⁵⁵⁵⁰ На гору. Виновник страданий и зол,
Роххама на круче завидев едва,
В бой ринулся грозно. Его булава,
Из стали китайской, готова крушить.
Меч острый Роххам поспешил обнажить
И руку отсёк чародею. Тотчас
Грозящая смертью метель улеглась,
Очистилось небо от гибельных туч.
Иранский воитель, удал и могуч,
С добычей своею — рукой колдуна,
¹⁵⁵⁶⁰ Спустился в долину, погнал скакуна.
Как будто ни вьюг не бывало, ни бурь;
Вновь солнце сияет и блещет лазурь.
Отцу он поведал о злом колдуне,
Что мукам обрёк их в кровавой войне.
Взирают иранцы, печали полны:
Их кровью затоплено поле войны.
Завален широкой равнины предел
Телами без глав, головами без тел.
Гудерз предводителю Тусу сказал:
¹⁵⁵⁷⁰ «Теперь не нужны ни слоны, ни кимвал.
Пусть каждый сразится булатным мечом:
Иль будем убиты, иль их перебьём.
Что проку от луков, арканов и стрел?
День гибели нашей, как видно, приспел!»
Ответ был: «О доблестный, видевший свет!
Ненастья и вьюги уж более нет.
Помог нам Создатель, воспрянула рать,
К чему же на гибель себя обрекать!
Не должно идти в наступленье теперь:
¹⁵⁵⁸⁰ На нас нападут они сами, поверь.
Ты здесь оставайся у войск во главе,[545]
С мечом закалённым, под стягом Каве.
На правом крыле Гив с Биженом пойдёт,
А левое пусть Гостехем поведёт.
Пред войском помчатся Роххам и Шейдуш,
Еще Горазе, многодоблестный муж.
Коль в этом сраженье мне смерть суждена,
Дружина с тобою вернуться должна
К владыке. Не лучше ль главу мне сложить,
¹⁵⁵⁹⁰ Чем сдаться врагу, обесславленным жить!
Влекомый тщетою, о доблестный, сам
В тиски сгоряча не кидайся к врагам.
Мир полон страданий и бед, оглянись;
За блеском все новых побед не гонись.
Страданья в грядущем доставят они
И веку тебе не прибавят они».
Вновь слышен кимвала воинственный зов,
Бой гонгов и труб оглушительный рёв.
Вновь клики бойцов распалённых звучат,
¹⁵⁶⁰⁰ Бряцают мечи и секиры стучат.
От копий и стрел, и булав — темнота,
Ты скажешь, смолою земля залита.
Голов окровавленных груды кругом
И палиц немолчный разносится гром.
Мрак чёрный иранцев звезду поглотил,
Их в бегство бесславное враг обратил.
Лишь Тус и Гудерз, многодоблестный муж,
Гив храбрый с Биженом, Роххам и Шейдуш
Да горсть окружающих Туса мужей,
¹⁵⁶¹⁰ Героев прославленных, знатных вождей, —[546]
По-прежнему бьются, отваги полны.
Искатели славы на поле войны
Льют кровь неустанно, их гнев не утих,
Но войско бежало, покинуло их.
Тогда предводителю некий мобед
Сказал: «Оглянись, уж воителей нет.
В кольце очутившись, от вражьей руки
Погибнуть не должен ведущий полки».
Тус Гиву отважному молвил тогда:
¹⁵⁶²⁰ «Знать, разум у войска отшибла беда!
Воители, с поля трусливо умчась,
Врагам на расправу оставили нас.
Скачи, да напомни им, гневен, суров,
О чести царя, о насмешках врагов».
И Гив обратившимся в бегство бойцам[547]
На поле вернуться велит. Беглецам[548]
Сказал с укоризной дружины глава:
«Так вот ваша доблесть в бою какова!
Но лик светозарного дня потемнел,
¹⁵⁶³⁰ В крови утопает равнины предел,
Для отдыха должно приют отыскать,
Коль нам суждено в эту ночь отдыхать.
Негоже в степи оставлять мертвецов,
Из праха под ними воздвигнем мы кров».
Рыдая, стыдом и печалью полны,[549]
Иранцы покинули поле войны.