Фирдоуси Абулькасим. Шахнаме. Том 2

Воитель Ашкбус перед строем воззвал,[601]
Как будто взгремел перед боем кимвал.
Он витязя ждал из иранских рядов,
Сильнейших бойцов ниспровергнуть готов.
Кричал он: «Эй, храбрые, в честном бою
Кто явит сегодня отвагу свою?
Кто выйдет помериться силой со мной?
¹⁷⁵²⁰ Чья кровь здесь прольётся горячей волной?»
Как море, вскипела Роххама душа,
И с кличем ответным навстречу спеша,
Героя кешанского взяв на прицел,
Его осыпает он тучею стрел.
Но всадник воинственный — в латах стальных,
И стрелы, что веянье ветра, для них.
Стал тяжкою палицей биться Роххам,
Борьба затянулась, нет мочи рукам;
Не смог он пробить исполина шелом,
¹⁷⁵³⁰ Хоть пылко победы искал над врагом.
Тогда размахнулся Ашкбус булавой,
И мир стал железом, а небо — смолой.
От этого взмаха могучей руки
Роххама шелом разлетелся в куски.
Объятый смятеньем и жизни не рад,
Роххам обессиленный мчится назад.
Разгневан, хотел уже ринуться Тус
Туда, где горой возвышался Ашкбус.
Ростем удержал возглавлявшего рать:
¹⁷⁵⁴⁰ «Роххаму бы только вино попивать![602]
За чашей сопернику спуску не даст,
Меж витязей удалью хвастать горазд —
И что же? Лицом пожелтев, как сандал,
Взять верх над собою Ашкбусу он дал![603]
Держи наготове дружину свою,
Я, пеший, врага испытаю в бою».
Он на руку лук оснащённый надел,
За пояс засунул он несколько стрел
И крикнул: «Эй, муж, вызывавший на бой!
¹⁷⁵⁵⁰ Пришел твой противник. Куда же ты? Стой!»
Кешанец коня придержал, изумясь,
И смех исполина просторы потряс.
Спросил он: «Тебя, злополучный, как звать?
Кто будет над телом твоим горевать?»
Ответил Могучий: «Что имя тебе?
О горькой своей поразмысли судьбе!
Мать смертью твоею меня назвала,[604]
Тебя сокрушить мне звезда предрекла».
Воскликнул кешанец: «Смотри, без коня
¹⁷⁵⁶⁰ Мгновенную примешь ты смерть от меня!»
На это ответ он услышал такой:
«Безумец ты, жадный до крови людской!
Иль пеших не видел, как в битву идут,
Как головы вражьи под камень кладут?
А тигры и барсы в твоей стороне
Сражаются разве верхом на коне?
Победа и пешему мне по плечу,
Я пешим сражаться тебя научу!
Мне пешим сразиться приказывал Тус,
¹⁷⁵⁷⁰ Чтоб отдал коня боевого Ашкбус,
Чтоб спешил я в битве врага своего,
Чтоб все посмеялись над спесью ею
Ведь стоит здесь каждый из пеших стрелков
Трёх сотен подобных тебе седоков!»
Воскликнул Ашкбус: «Где доспехи твои?
Иль шуткой да ложью ведешь ты бои?»
Ростем отвечал: «Видишь стрелы и лук?
Поверь, от моих не спасешься ты рук,
Хоть гордо глядишь, быстроногим кичась!»
¹⁷⁵⁸⁰ Он лук исполинский напряг, и тотчас
Калёной стрелою коня поразил,
Скакун зашатался и рухнул без сил.
Ростем засмеялся и крикнул: «Ну, что ж
Ты слёз над своим драгоценным не льёшь?
Близ милого друга, усядься в тени,
От жаркого боя часок отдохни.
Ты чванился этим ретивым конём, —
Кто ж, если не ты, будет плакать о нём?»
От злобы всем телом Ашкбус задрожал,
¹⁷⁵⁹⁰ Схватился за лук, пожелтев, как сандал,
В Ростема он мечет стрелу за стрелой.
Но молвит Могучий: «Напрасно устать
Придётся, боюсь, этим хищным очам
И чёрному сердцу, и жадным рукам!»
Он мощную руку за пояс продел
И выбрал одну из самшитовых стрел.
Блистал, как вода, наконечник стрелы,
Ссудили ей перья степные орлы.
Рукой по чачийскому луку скользнул,
¹⁷⁶⁰⁰ Упругую кожу к себе потянул,
И правым коленом на землю он стал,
А левую ногу опорой держал.
Сильнее натянута кожа, и тут
Чачийского лука послышался гуд
Когда же зарубка до уха дошла,
Пронзительный звук тетива издала.
Чуть к пальцу приник наконечник стальной.
Уже очутился за вражьей спиной.
Лишь витязь Ашкбуса стрелою пронзил,
¹⁷⁶¹⁰ Колена пред ним небосвод преклонил.
Рок вымолвил: «Жить!», ангел вымолвил: «Цвесть!»[605]
Мир вымолвил: «Слава!», Бог вымолвил: «Честь!».
Упал бездыханным кешанский дракон,
Как будто на свет он и не был рожден.
Глядят, онемев, изумленья полны,
Воители с той и с другой стороны.
Дивятся Камус и китайский хакан:
Кого не дивил бы такой великан?
Вот поле сраженья покинул Ростем,
¹⁷⁶²⁰ Хакан верхового отправил затем,
Извлёк он из тела стрелу, и была
Кровавой по самые перья стрела.
Пред строем бойцов положили её,
И думают все: не стрела, а копьё!
При виде стрелы удивительной той
Хакана состарился дух молодой.
Спросил у Пирана: «О, кто он, скажи,
И как величают героя мужи?
Мне горстью ничтожной представил их ты,
¹⁷⁶³⁰ Слабейшими в мире ославил их ты,
И что ж? Их стрела не уступит копью,
Гора содрогнется пред ними в бою!
Нас верить заставил ты лживым речам, —
Иное сегодня предстало очам!»
А тот: «Я не знал средь иранских мужей 
Владельца стрелы столь чудовищной: с ней
Ствол дуба, и то бы сравниться не мог.
Кто ведает, что предназначил нам рок!
Лишь Туса и Гива мужами я звал,
¹⁷⁶⁴⁰ Их ратную доблесть и мощь признавал.
Но в битвах не раз, добиваясь побед,
Пред Тусом Хуман омрачал белый свет.
Не знаю, как имя иранцу тому,
И есть ли меж нами соперник ему.
В шатёр возвратиться к себе поспешу.
Об имени том ненавистном спрошу».