Фирма

Сделав несколько шагов по коридору, он прошел к лестничной клетке и бросился по ступенькам вверх. Оказавшись на восемнадцатом этаже, он перевел дух, толкнул дверь и вышел в коридор. В глубине его, на изрядном расстоянии от лифтового холла у стены стоял Рик Эклин, ждал и бормотал что-то в трубку неработающего телефона-автомата. Увидев приближающегося Митча, он кивнул ему, указывая рукой на небольшое помещение, в котором обычно сидели взволнованные родственники больных. Сейчас в комнате стояла темнота. Там внутри не было ничего, кроме двух рядов складывающихся кресел и телевизора, который не работал. Единственным источником света служило небольшое окошечко в автомате по продаже кока-колы. Рядом с автоматом сидел Тарранс и перелистывал какой-то старый, потрепанный журнал. На нем был костюм из фланели, поперек лба – трикотажная лента, поддерживающая волосы, темно-синие носки и белые парусиновые туфли. Тарранс-спортсмен.

Митч уселся рядом, лицом к коридору.

– Ты чист. Они шли за тобой до стоянки, потом свалили. В коридоре дежурит Эклин, где-то рядом – Лэйни. Не волнуйся.

– Какая изящная у тебя ленточка.

– Спасибо.

– Как я понимаю, до тебя дошло мое сообщение.

– Это и так ясно. А ты умник, Макдир. Сегодня после обеда сижу у себя за столом, голова занята мыслями, ведь кроме фирмы Бендини есть еще и другие дела. В том числе и у меня, ты это знаешь. И тут входит моя секретарша и говорит, что звонит какая-то женщина, которая хочет побеседовать о человеке по имени Марти Козински. Я подпрыгиваю в кресле, хватаю трубку, и, естественно, это оказывается твоя, скажем, служащая. Говорит, что дело срочное, ну, так говорят всегда. Хорошо, отвечаю, слушаю вас. Но нет, она в такие игры не играет. Она заставляет меня бросить все дела и мчаться сломя голову в “Пибоди”, в бар – как его там? “Малларда”? – чтобы сидеть и ждать там бог знает чего. Прилетаю, сажусь, начинаю размышлять о том, какая это все глупость – ведь наши телефоны чисты. Черт меня побери, Митч, но я знаю, что они не прослушиваются! Мы можем смело по ним говорить! Сижу, пью кофе, и тут подходит бармен и спрашивает, не моя ли фамилия Козински. Я ему в ответ: “А имя?” – так просто, смеха ради, если уж мы начали этот спектакль, а? Он с удивлением на лице – представляешь? – уточняет: “Марти Козински”. Я говорю: “Да, конечно, это я”, – но каким же дураком, Митч, я себя чувствую. И после этого он сообщает мне, что мне звонят. Подхожу к стойке и вновь слышу голос твоей служащей. У Толара, пилите ли, сердечный приступ или нечто в этом роде. Ты придешь его навестить около одиннадцати. Неплохо придумано.

– Не правда ли? Ведь сработало.

– Да, и сработало бы ничуть не хуже, если бы она сразу передала мне все это по телефону.

– Так мне больше по вкусу. Так безопаснее. А потом, нужно же тебе хоть иногда вылезать из своего кабинета.

– Вот я и вылез. И не я один – со мной еще трое.

– Слушай, Тарранс, пусть будет по-моему, о’кей? Головой-то рискую я, а не ты.

– Хорошо, хорошо. На чем это ты сюда подъехал?

– Взял “форд” напрокат. Аккуратная штучка, а?

– Что же случилось с пижонским “БМВ”?

– Насекомые замучили. Просто некуда деться от “жучков”. Был в субботу вечером в Нэшвилле, оставил его там с ключами внутри у торгового центра. Ну кто-то и позаимствовал. По секрету, я очень люблю петь, но у меня такой ужасный голос. Получив права, я пел, только сидя за рулем, в полном одиночестве. А когда в машине завелись “жучки”, сам понимаешь, я начал стесняться. Пение стало меня утомлять.

Тарранс не смог сдержать улыбку.

– Это по-настоящему хорошо, Макдир. Действительно хорошо.

– Видел бы ты лицо Оливера Ламберта, когда я сегодня утром вошел в его кабинет с полицейским рапортом в руках. Он начал заикаться и мямлить что-то про то, как искренне ему жаль. Я показал ему, что тоже весьма огорчен. Страховка возместит потери, так что старина Оливер пообещал мне новый, не хуже. Затем он сказал, что пока фирма хочет арендовать для меня машину, на что я ответил, что уже сделал это сам. Прямо там же, в Нэшвилле, вечером. Это ему не понравилось, поскольку он знал: эта – без “жучков”. Он тут же снимает трубку и при мне звонит представителю компании, торгующей “БМВ”. Спрашивает, какой цвет я предпочитаю. Я отвечаю, что черный мне надоел, пусть будет лучше бургунди, цвета старого вина. А салон обит оливковой кожей. Вчера я сам специально ездил в их демонстрационный зал: ни одной модели цвета бургунди у них нет. Он сказал в трубку, что мне требуется, и выслушал их ответ. Может, все-таки черный, спросил меня, может, темно-синий, или серый, или красный, белый? Нет, говорю я ему, нет. Только бургунди. В таком случае, им придется его заказать, объясняет он мне. Ну что ж, отвечаю, отлично. Тогда он кладет трубку и спрашивает, неужели мне на самом деле хочется именно бургунди. Бургунди, подтверждаю я. Он начал было спорить, но тут же осознал, насколько глупо это выглядит со стороны. Таким образом, я впервые за десять месяцев получил возможность петь в собственной машине.