О Московском проспекте Андрей думал постоянно — удаленность от центра и обилие мелких «мажоров», не сплоченных в организованные группы, делали «Мир» и «Розу» очень заманчивыми. Но в то же время Буров знал, что «Пулю» контролировала мощная, известная всему городу, легендарная группировка Феоктистова, а связываться с Фекой девятнадцатилетнему оперотрядовцу было не по зубам. Андрей прекрасно представлял себе, что это за фигура, и, в отличие от своих довольно наивных товарищей по дружине, знал: стоит перейти ребятам Феки дорогу — убьют и не поморщатся. Причем убьют, скорее всего, не сами — просто наймут каких-нибудь гопников. В том, что эта команда мало чем уступает западной мафии, о которой в Советском Союзе знали пока только понаслышке, Буров не сомневался ни минуты.
В центре, конечно, имелись свои сложности: тот же Фека сотоварищи сиживал и в «Севере», и в «Европе», — но здесь было проще. Милиция хорошо знала университетских ребят, и в случае чего Андрею было куда бежать за подмогой, да и в среде «бомбил-мажоров» имелись определенные связи.
Уже тогда Буров взял на вооружение простой прием, который впоследствии стал общеупотребительным как среди бандитов, так и среди простых граждан. Андрей хорошо знал, что с любым человеком можно договориться. А наручники, отделение милиции, сапогами по почкам — это только в самом крайнем случае либо же демонстрации ради, для остраст-ки, чтобы поучить особенно тупых и нерадивых. Тех, кто еще не научился договариваться.
За полгода активной работы Андрей Буров крепчайшими узами коррупции повязал всех своих подчиненных — бойцов оперотряда. В паутине, которую Андрей раскинул по городу, помимо студентов-энтузиастов оказалось немало профессионалов — несколько оперуполномоченных, десяток постовых милиционеров, два-три участковых и даже начальник одного из отделений милиции Куйбышевского района.
Суть операций Бурова была примитивна, но действенна. Он просто обкладывал данью наиболее «надежных» знакомых ему фарцовщиков. Мелких и безопасных обирал сам или отдавал на расправу своим же оперотрядовцам, а крупных дельцов сдавал милиции, пользуясь информацией, которую поставляли ему знакомые «бомбилы». Он наводил оперативников на квартиры, в которых хранилось большое количество импортной радиоаппаратуры, тюки с джинсами и прочими дефицитными тряпками, часы, жевательная резинка, пластинки, да и все остальное, на чем делали свой маленький бизнес первые советские ласточки свободной торговли.
Благодаря действиям удалого вожака комсомольской дружины среди ленинградских фарцовщиков на некоторое время заметно убавилось количество «кидков», обманов и задержек с выплатами долгов.
Нельзя сказать, что Буров старался угодить и вашим и нашим. Просто он не хотел портить отношения с основной массой фарцовщиков и, как правило, закладывал тех, кто нарушал неписаные, но очень жесткие правила подпольной торговли и незаконных валютных операций.
Получив координаты и краткое описание проступка того или иного барыги, фарцовщика или чистого валютчика, Андрей по своему усмотрению назначал ему наказание. Например, провинившегося Андрей мог просто схватить на улице — с пятью-шестью друзьями-комсомольцами и двумя милиционерами в форме сделать это было совсем несложно, — а мог сообщить милиции адрес подпольного склада дефицита; или же мог оставить склад в целости и сохранности, но подловить на товарообмене с иностранцами, — шкала карательных действий была довольно большой.
Таким образом, Буров отлично выполнял свою работу, получал неизменные благодарности от начальства, как милицейского, так и университетского, и в тоже время укреплял свой авторитет среди фарцовщиков, большинство которых считали Андрея чуть ли не своим и легко платили привычную дань, не подозревая, что через два десятка лет неупотребляемое еще на «Галере» словечко «рэкет» войдет в повседневный обиход жителей бывшего СССР.
Шли годы. Андрей блестяще сдавал сессии, ездил в стройотряды. Учеба подходила к концу. Перейдя на пятый курс, Буров понял, что возможности его «оперативной» работы все-таки весьма ограничены. Он дошел до предела, за которым начинались уже большие дела и находились большие люди. Такие, которые не потели при виде комсомольцев с красными повязками и на просьбу участкового предъявить документы отвечали легкой улыбкой. Впрочем, такие просьбы возникали крайне редко. Люди эти занимали совсем другое положение, и угрожать им было не просто опасно, а смертельно опасно.
Однажды поздним вечером, когда Буров, погруженный в мысли о развитии своего бизнеса, возвращался домой, рядом с ним тихо притормозила серая «Волга».
Андрей даже не заметил, как из остановившейся машины вышли двое мужчин и мгновенно оказались рядом.
— Буров? Андрей Петрович?
— Да, — растерянно ответил он.
— Прошу в машину, — сказал тот, что стоял слева, слегка придерживая Андрея под локоть.