— Жорж, дорогой, мы начнем, пожалуй, распорядись, если не трудно. Возражений не будет? — обратился Карел к компании, которая единодушно промолчала. — Вот и отлично. А то глотки у всех пересохли, особенно у нашего Шмерлюшки, и симфонические оркестры играют в животах сплошные фуги!
Немолодой, но ловкий официант детективного вида — в темных очках, с лихо подкрученными усиками и словно наклеенной шкиперской бородкой — по знаку Жоржа Ньютона кинулся разливать гостям напитки, смешно поправляя очки тыком указательного пальца в переносицу. Карел Кахиня, заложив салфетку за воротник, встал с бокалом в руке:
— Друзья мои, нас пятеро, но это не значит, что нас мало! Провокатор, собравший здесь всю компанию, а сам не явившийся…
— Ты его плохо знаешь, Карел, — прервал Честер. — Он, возможно, уже среди нас.
— И предстанет перед нами в то мгновение, когда нам подадут счет? — подхватил Карел. — Это ты его плохо знаешь, Фред! Впрочем, кто может поручиться, что Дэвид не загримировался под официанта или Валери Шмерля? Но мы его в таком случае разоблачим в мгновение ока. Валери, что у тебя в бокале?
— Минеральная вода! — ответил за галантерейщика Клод Серпино. — Увы, это Шмерль, а не Дэвид. Карел, дерни теперь официанта за бороду, и мы начнем со спокойной совестью.
Официант, осклабившись, с лакейской готовностью подставил Кахине шкиперскую бородку, но Карел, протянув к ней руку, в последний момент изменил направление и неожиданно ткнул указательным пальцем в переносицу официанта, поправляя сползшие у того на нос очки. Все засмеялись, а Валери Шмерль произнес как всегда плаксивым голосом:
— Ну вас всех к черту! Вечно вы злословите в адрес отсутствующих, а с Дэвидом, может, что-то случилось… Клод, ты не знаешь, где он?
Банкир выглянул из-за колонны, чтобы увидеть Шмерля и себя показать ему, а затем строго, в полном соответствии со своим банковским званием, сказал:
— Знаю: Дэвид на посту! А мы по его вине за этим столом. Карел прав, следует начинать, и слово для первого тоста дадим Рольфу, человеку серьезному и научно мыслящему, а то Кахиня наверняка скажет какую-нибудь пошлость.
— Почему? — искренне удивился Карел. — Я, наоборот, первый тост хотел поднять за жену нашего дорогого Валери Шмерля, за его Магдалину, а если говорить точнее и напрямик, то в связи с нею — за остров Хиос!
Карел умолк, расставив сети, о чем, все, кроме Шмерля, тут же догадались, а бедный галантерейщик, как всегда, полез в сеть с готовностью поставившего на себе крест карася:
— При чем тут моя Магдалина?
— Вот именно! — воскликнул Карел Кахиня. — Совершенно ни при чем! Более того, в этом году жители острова Хиос отмечают девятисотлетие с момента последнего нарушения женщиной-хиоской супружеской верности, — как нам за это не выпить, друзья? Валери, ты крепко сел на крючок? Еще не проглотил?
— Проглотил, — добродушно-привычно согласился Шмерль, а потом добавил с горькой усмешкой: — Благодарю тебя, дорогой Карел, и всех вас, мои боевые друзья. Наверное, для того Дэвид и собрал нас здесь, чтобы вы вдоволь поиздевались надо мной и моей несчастной Матильдой, дай вам Бог каждому такую жену…
— Я согласился бы на любую ее половину! — вставил Кахиня, но уже вроде бы без подвоха, искренним тоном, возможно почувствовав, что слегка переборщил.
— Тебе, Карел, надо побывать у меня дома в гостях, — продолжал Валери Шмерль. — Вот уж Матильда будет рада! Я ее предупрежу, и она запасется твоим любимым…