Фирмамент

Мир вывернулся и распластался у их ног притворной откровенностью распятых переборок и коридоров, шлюзов и примитивной моторики скрипящих лифтов, откуда из щелей усталыми драконами с гниющими клыками выдувался горячий пар, брызгала смазка совокупляющихся деталей, сладострастно облизывающихся на нагое тело Одри. Ее вели, и послушание являлось облегчением участи ввергающейся в нижние этажи микроскопической модели Ойкумены женщины, чье предназначение - ломкость хрупких игрушек в нетерпеливых руках древних маразматиков. Механизированная природа рассыпалась у их ног, спаивалась в какой-то фырчащий и неразборчивый комок грязи, воя, ветоши, неожиданно чистых ручейков воды, сочащихся из труб, устилающих небо над головами. Темные фигуры были обучено незаметны в своих мешковатых комбинезонах, где голая кожа нежданно блистала таким невыносимым соблазном, что грубые, обезьяньи рожи прятались за остатками изуродованных пальцев, не смея шевельнуться в ослепляющем пороке величия. Здесь не было достойных - эта клоака, основа, без которой пространство нельзя было стянуть в нечто, помещающееся в ладонях, примитивная сила, размазанная по неистовой ярости термоядерного синтеза, смешной паровоз, выброшенный извращенной фантазией в промежуток между сферами Нептуна и Урана. Низвергнуть дьявола с небес только для того, чтобы исступленная земля взметнулась ввысь от проклятья. Упасть, чтобы подняться.

- Вы слышали, даме, подлинную природу малых сил? - поинтересовался великий.

- Да, мастер, мне ведомы прихотливые лабиринты женской порочности, ответила Одри.

- Лоно и похоть родят ничтожество, ужасающее творение сознания и эволюции, чье видимое рождение еще не приводит к рождению подлинному. Сталь насилуют, чтобы получить клинок, пространство сжигают, чтобы двигать корабли, малые силы уничтожают, насилуют и сжигают, чтобы воссоздать величие.

Жар лился из преисподней реактора и словно высекал свет из тяжелого, грязного воздуха, пронизывая его снопами искр. По обе стороны узкого прохода, прорезанного ввысь, под своды рая, теснились клетки, забранные толстыми прутьями, щетинившиеся крошечными руками малых сил. Вновь? Вновь вселенная вытащила всю ту же карту навязчивого проклятия, возвращения, утомительного вращения вокруг центра притяжения личной ойкумены Одри?

- Почему это здесь?

- Рабы, уверенность, жалкая пристройка для какого-то ничтожества с миллиона захолустных мест нашей грандиозной помойки, даме. А может быть, они для вас?

Рука обожгла ее плечо, развернула и прижала к ледяным решеткам. Острые коготки вцепились в спину, и Одри задохнулась в крике отчаяния и жалости, жалости не к уже погибшим, а к самой себе, замершей в безначалье чьей-то судьбы, все еще слепой и ведомой, не имеющей сил, отдающейся, но не дающей, воплощение проигрыша и безнадежности. Она распласталась на стальном убежище нищеты, получая муку и наслаждение, ломая ногти о ржавчину решеток, выгибаясь и потея, содрогаясь от разламывающего тело противоречия, и собственное обличье здесь не казалось ошибкой или игрой случайности, а мудро предопределенной иллюстрацией грехопадения в бездну трюма.

- Вы прелестны, даме, - ухватил ее обезумевший взгляд великий. - Но подлинность наслаждения еще неведомы вам. Вы балансируете, чтобы не упасть, не понимая - в этом и заключается весь смысл - упасть, обратиться в ничтожнейшего из червя...

Шершавая сталь за спиной Одри исчезла, и она со всей медленностью мертвого листопада опустилась в расплескивающееся от ее содрогающегося тела нечто неожиданно живое, теплое, хнычущее, дикое в своей инстинктивной голодной жажде никогда не пробованного материнского молока. Шатающиеся зубы вцепились в напряженные соски, пальцы тянулись к губам и волосам с неустанностью хищного животного, почуявшего кровь. Сияющее небо верхних палуб отлетало в черноту спутанных волос и ничего не выражающих сморщенных, маленьких лиц. Одри закричала.

- Нет! Нет! Нет! - пальцы стиснули податливую мягкость, и за крестом распятой на полу девушки вспыхнул огонь. Еще, еще и еще. Каждое отчаянное "нет" генерировало всплеск, волну, цунами адского жара, превращающего длинную череду клеток в пылающую ленту стекающих в зевы Утилизатора еще ломких, агонизирующих тел. Воздух сплетался с ревом сирены, водопады стужи стекали в узкую бездну трюма, сбивая пламя и отступая от нового натиска обезумевшего "нет!".