Фирменные люди

Сейчас мне иногда кажется, если бы я осталась там жить, в этой таежной глуши, у меня все было бы нормально, по крайней мере для той системы координат. У меня был бы свой дом, семья, какая-нибудь обыкновенная, не очень обременительная работа. Все как у людей.

Наша соседка Аля Рябова, уже немолодая женщина, жила одна. Я не могла выговорить «Аля» и звала ее «баба Рябова». Когда мама уходила на дежурство, а папа уезжал в командировку, она иногда оставалась со мной и моим братом.

У нее на кухне стояла большая пятилитровая кастрюля с компотом, благодаря которой, может быть, я и не очень скучала по родителям. Компот, конечно, был обычным, но я любила сухофрукты, и баба Рябова разрешала мне вылавливать из кастрюли все, что я захочу. Она давала мне специальный деревянный пестик, сделанный из еловой палочки с отпиленными веточками. Он был похож на перевернутый зонтик, в котором хорошо застревали фрукты, и маленькие и покрупнее. Ложка для этого дела не годилась, так как кастрюля была глубокая и я за–просто могла нырнуть в нее с головой. Когда компота много, он непрозрачен, и ты никогда не знаешь, что тебе попадется в следующий раз.

Я установила порядок, о котором никому не рассказывала. К примеру, сначала ловила чуть пресноватые распаренные груши, потом мягкий расплывшийся урюк и самым последним – сладкий изюм. Я часами сидела около кастрюлищи, вылавливая и съедая все до последней изюминки, только тогда я думала, что я ягодки не ем, а спасаю.

Вечно занятая мама не спрашивала, чем мы там занимались, и, наверное, узнав, сочла бы за баловство. Конечно, трудно понять, почему нужно разрешать чужому ребенку дрызгаться в собственной кастрюле с компотом и вылавливать что повкуснее. Но я думаю, что баба Рябова просто меня любила.

Мне и сейчас иногда хочется к ней в гости, хотя это невозможно.

Когда мне исполнилось четыре года, папе дали повышение, и мы переехали в большой промышленный поселок, круглый год припорошенный унылой цементной пылью. Честно говоря, я до сих пор не вполне оправилась от этого переезда.

Глава 4

Я снова начала ходить на собеседования, чтобы спрятаться от тоскливых мыслей. Однажды перед Новым годом я попала в Центральный Дом художника. Но ЦДХ не работал, все этажи арендовала выставка «Образование и Карьера». Сотни людей толкались по залам с потерянным видом, сосредоточенно разглядывая яркую рекламу университетов, языковых курсов и кадровых агентств. Реклама призывала – смотри, мол, как можно классно устроиться в жизни: стать магистром, аспирантом, кандидатом или хотя бы эмигрантом. В прошлом советские люди, наученные горьким опытом финансовых разгромов ельцинских времен, научились понимать: образование – престижная работа, престижная работа – большие деньги, большие деньги – чувство удовлетворения и превосходства.

Меня нагрузили рекламными брошюрами, газетами с огромным количеством вакансий. Выходит, работа меня тоже искала, а не только я ее. Уже через три дня меня пригласили в кадровое агентство «Келли».

Рекрут-агент Нечипоренко выглядела как студентка, но держалась как гранд-дама. Очки в узкой оправе придавали ей важности, белая кофточка с расстегнутой верхней пуговкой подсказывала, что работать она умеет: «Вот видите, как мне жарко, – даже пиджак сняла!» Если его и не было, пиджака, вовсе.

Нечипоренко проводила меня к своему крошечному столику для «проведения интервью», как она выразилась. Она села так близко ко мне, что я услышала ее дыхание, как будто попала в кресло к дантисту.

Нечипоренко начала строго:

– Известная фармацевтическая компания «Франсье» ищет бухгалтера. Фирма надежная. Очень хорошая фирма – в кризис никого не увольняли, даже наоборот. Фирма все время растет... – Нечипоренко сделала многозначительную паузу и добавила: – И еще там все рожают.

Я подумала: «У нее с этим проблемы. Все лицо в прыщах...»

– Да-да-да! – Она будто боялась, что я начну возражать. – И по второму рожают, и по-третьему. Там ведь дорогая медицинская страховка «Ингосстрах». – Она вздохнула на «ах». – Вы, наверное, слышали об этом, но наверняка не знаете, что там страховка для всех членов семьи! – Тут она остановилась и впервые улыбнулась какой-то своей свежей мысли, внезапной, как луч света. – Я вспомнила один случай, – сказала она оживленно. – У нас под Саратовом, где я раньше жила, одна одинокая женщина родила двойню. А вся деревня твердила: «Бог наказал!» Бедняжка плакала по ночам, тяжело ведь одной-то. А соседка успокоила и сказала ей: «Дети – они от бога, многие хотели бы, да не могут».

Она, наверное, хотела бы, чтобы я прониклась этим рассказом. Но я только кивнула утвердительно, как иностранка, подавая ей знак, что общий смысл сказанного мне понятен.