Фисташки. Сборник рассказов

Мы не видели его долгое время и, тем не менее, не бросились друг другу в объятия, пожатия и прочие похожие физические проявления, как принято, скажем, у более молодых народов. Например: негров или кавказцев и, которые после 90х годов, стали повсеместно зримы и у многих русских, перенявших у них этот (я буду мягок) не культурный обычай людей видимо недавно вышедших из родо-племенных и клановых союзов, для которых такого рода обнимашки, как и виляние хвостом у собак в стае – обычная практика в выражении лояльности и поддержки друг друга.

И действительно: Лысков – мне друг, но не восемнадцатилетняя тайваньская девочка, чтобы я его душил в своих объятиях.

Кто-то скажет: «А русское целование»?! Отвечу: есть такое, но думается мне, что это – позднее христианское заимствование, поэтому и троекратное.

Но идем дальше.

Я и Нептица еще пару часов погуляли, дефелируя по "Бродвею". Зашли на "квадрат" (Мурманская точка знакомств и нескромных предложений, если, кто не знает). Равнодушно заметили возбужденное «трепыхание» при нашем появлении девчонок, делающих вид, что они зашли туда, чисто, посидеть и покурить; и не спеша двинули к Лыскову. Он жил рядом, в центре, недалеко от «десятки» (средняя общеобразовательная школа №10).

Лысков был обнаружен, как и предпологалось, у себя на квартире и странное дело, как обычно, один. Странно, потому, что ему, как и нам было не больше 21 года, а вечная помеха молодому счастью – родиши – у Лыскова не наблюдалась.

Где были его родители, он не рассказывал, а мы не спрашивали.

Пройдя по длинному коридору, на пороге кухни я и Макс остолбенели; и хотя по Мурманскому обычаю, срисованному у старших мужиков, включая старину Горация, мы старались »nil mirari» – ничему не удивляться, но все же картина "Лысков и его столовая" была довольно смелая:

С самой безразличной физиономией, и это обычное его состояние, Лысков сидел за столом у окна, а вдоль стены за ним, за холодильником, да и вообще везде по периметру небольшой, как обычно в те времена кухни, стояли тогдашние деревянные ящики с пивом, водкой, вином, да и чего там только небыло!

Некоторые конструкции из зтих ящиков упирались в потолок.

«Ну, ладно», – подумалось нам с Максом и мы, не говоря ни слова, подсели к Лыскову за стол. Лысков плеснул нам в стаканы водки. Мы выпили и запили пивом. Затем было еще налито по полстакана водки. Выпито и запито пивом. Таким образом, мы с Максом достигли по отношению к Лыскову некоторого алкогольного паритета и, тем самым, стали готовы адекватно воспринимать информацию о событиях, которые судя по лысковскому состоянию, были к нему не добры.

Рассказ Лыскова.

– Брат, сука, сволочь, – хорошо и лаконично начал Лысков, – тему предложил: денег поднять по легкому; по легкому, – повторил Лысков и, что-то вспомнив, закурил сигарету.

– Ну, вообщем, он рассказал, – продолжал Лысков, – что кроме больших флотов Мурманска, типа: Севрыбхолод или Траловый флот или Ледокольный, где огромные, мощные суда, но вы в курсе – у вас папаши там на них в море ходят, есть и поменьше.

Мы с Максом согласно кивнули, так, как у Макса папа был начальником радиостанции на атомном ледоколе "Арктика", а у меня первым помощником капитана на плавбазе "Даурия".

– Так вот.

– Эта «гнида» расписала, что мол не в «кайф» ходить в моря от таких флотов и на таких судах, так как и рейс – минимум на полгода, а то и по году, а главное – зарплата фиксированная. Т.е. понта много, а денег – не очень. А вот есть, и он только что узнал, такие, типа, колхозы или совхозы, не важно, которые не известно выращивают ли свиней или картошку, но только имеют собственные небольшие рыболовные траулеры, которые выходят недалеко в Баренцево море на два-три месяца, не больше, и по "путине" таскают там рыбку. И главное: морячки не на зарплате сидят, а на «сдельщине». Сколько рыбки вытащат – столько денежек и получат. Вот, по 3-4 тысячи на морду за рейс и получают!

– Ну, круто, – сказал Макс, – круто!

– И ты, я вижу, получил, – добавил я, обводя взглядом помещение.

– Получил, получил, – усмехнулся Лысков, – Но это, как бы и нах…

– Что так? – осведомился Макс.

– Да так. Ну, вообщем, вы поняли. В итоге я согласился. Ну, и уже на следующий день поехал отвозить документы и как-бы наниматься. Понимаете, – продолжал Лысков, – хотя я был тогда, как и вообще в последнее время «на мели», но относился к зтой теме не серьезно: как-то не верилось, что меня возьмут. Я же море в глаза не видел.

– Постой, – сказал Макс, – ты же вроде в Питерской «карабелке» учился?!

– А ты, что, не догадываешься, как я там учился? Поэтому и вышибли меня оттуда. Но вот в отделе кадров этого, мать его, колхоза, мне обрадовались, сказали: «раз Вы с мореходным образованием, хоть и не законченным, то будете матросом, сука, рулевым»!

– Кем, кем? – переспросил я, больше удивляясь, какой-то злой самоиронии, с какой было произнесено Лысковым последнее слово, чем его смыслу.

– Рулевым, – повторил Лысков и задумчиво уставился в окно.