Фисташки. Сборник рассказов

Он первый выскочил на сопку, прыгнул на центр поляны на еще тлевшее костровище; вертелся «вьюном», «тыкал» во все стороны своим ножичком и «визжал»: »не подходи, не подходи, не подходи – зарежу».

П.С. А наши девчонки, оказывается, просто, сами пошли купаться в ручье.

Конец.

Лысков и море

Когда в морге гасят свет,

И труп выносят вон.

А за окном рябой рассвет.

Я все ж скажу: – Шоу маст гоу он!

Д.Савицкий.

В мировой истории и литературе есть много сведетельств о тесной связи человека и моря. Эта связь порой героическая, порой драмматическая не оставляет равнодушным и восхищает, как морем, то ласковым и прекрасным, то грозным и беспощадным – так и человеком, любящим его, но не раз вступавшим с ним в смертельное единоборство.

Начало этим контактам положило, я пологаю, зарождение живого организма в мировом океане. Океан породил человека, если верить Дарвину, океан погубил человека, если довериться Библии, но, как бы там ни было: тесное сосуществование человека и моря очевидна, и не требует доказательств.

Пять долгих месяцев Ной с чадами и домочадцами спасался на ковчеге (судно, лишенное мачт) от всемирного потопа и спасся, а других людей, менее изобретательных, вода поглотила.

Но аргонавты во главе с Ясоном презрели эту информацию и именно по морю, а не, к примеру, по суше решили добраться до Колхиды, которую в итоге и ограбили, тиснув у прапрадедов современных грузин золотое руно, а у местного царя дочку на выданьи.

Одиссея 10 лет мотало по проклятым греческим морям прежде, чем он добрался до желанной Итаки с Пенелопой впридачу.

А вот Эйрик Рыжий и Христофор Колумб благословили морское путешествие, позволившее им поочередно открыть Америку.

"Морской волк", Джека Лондона, ловил на море котиков, "Старик", Эрнеста Хемингуэя, – большую рыбу и именно море, а не пустыня или горы, позволило этим людям занесть свои имена на скрижали истори, отметившись тем самым, как говаривал наш герой, о котором и пойдет речь, в лучшую сторону.

Добавлю только, что все эти ребята, включая и Вяйнямейнена, которого по карело – финскому эпосу море вообще породило, на мой взгляд, были на разогреве, явились, так сказать, увертюрой, аперетивом, гарниром, если угодно, предшествующим и обрамляющим невероятную и леденящую кровь историю о Лыскове и мировом океане.

Это было в середине 80х годов прошлого века в городе-герое Мурманске.

Я и Максимиллиан Нептица (настоящая фамилия или фул нейм, как говорят англоязычные организмы Максим Соколов) прогуливались.

Наш маршрут пролегал от железнодорожного вокзала к "Пяти Углам" и далее на "Бродвей". Мы смотрели направо, на ресторан "Меридиан", где шалили пару дней назад. Переводили взгляд налево на ресторан и отель "Арктика", откуда я вынес Макса вчера; кстати, сняли там двух молодых и страшных финок, которые что-то лопотали на своем языке весь вечер; пили с нами, танцевали с нами, потом звали подняться к ним в номер, но мы не пошли. Макс сказал мне, чтобы я передал им, чтобы они пошли в жопу; после чего он упал мне на руки, и мы покинули любимое заведение.

Да, ну вот; мы подошли к лучшей, на наш взгляд, площади мира, которая в довершение совершенства имеет пять углов, и закурили.

Далее, по правую руку, распологался ресторан "Дары моря".

Но не в скучный ресторан «Дары моря», ни в веселые "Меридиан" и "Арктику", как и в другие подобные заведения, являющиеся для двух студентов альфой и омегой существования, мы не пошли по банальнейшей для студентов причине: у нас не было денег. Не было и не предвиделось.

Но мы с Максом были философами – стоиками, а может даже и философами – киниками, а, значит, довольствовались тем, что есть, а была у нас молодость, а на остальное мы «ложили».

Вдруг голос:

– Савицкий, Макс!

Мы оглянулись.

Это был Лысков.

Мы не сразу узнали его. Нас окликнул человек с черным, обветренным лицом, кожа которого соединялась с костями черепа так, что не имела между ними никакой, присущей подавляющему большинству млекопитающих, жировой прослойки. Он был страшно худ и только буйная, кудряво-солнечная, напоминающая мазки Ван Гога, я бы сказал: неистребимо славянская шевелюра, позволила нам с Максом опознать этот скелет, как Лыскова.

И все же, подходя ближе, мы спросили:

– Лысинький, это ты?

– Приходите ко мне вечером, – был ответ, – Все расскажу…

И в компании каких-то морячков Лысков пошел дальше.

Мы не видели его месяца три. Он как-то неожиданно исчез, но так, как подобное с ним случалось и раньше, мы не забеспокоились и не стали наводить о нем справки. Еще скажу, что нравится мне эта северная немногословность и неэмоциональность. Это та настоящая русскость, которая мне по душе и которую я уважаю.

На тот момент, Лысков, нам с Максом, был уже близким другом.