Фитиль для керосинки

Куда же они все же тащат эту травинку? — думал Витька… и как жить дальше? Мать он жалел, но больше не мог оставаться дома, а деться было некуда: удивительное дело — ему скоро четырнадцать, на всем белом свете родственников — одна мать…

— Ну, что киснешь? — Услышал он голос над собой. — Послушай Витька, что бы тебе со мной на лето в лагерь не махнуть? Я тебе даже заработать устрою — будешь кружок филателистический вести!? Мать отпустит? Или ты в деревню куда-нибудь к родственникам?

— Нет у меня никаких родственников, — вздохнул Витька.

— Да, это плохо, когда в деревне никого, — посочувствовал здоровый дядька с натянутой на пузе тенниской. — Ну, показывай богатства, пока никого еще нет, побеседуем… — они разложили кляссер на столе и стали листать фантастическую летопись земли… — Послушай, Витька, сказал толстый, когда в руках его оказался знаменитый блок, — а твоя то, как фамилия, разве не такая же?

— Ну, и чо? — Спросил мальчишка, неудобно вывернув голову вверх.

— А может, это твой родственник дальний?

— Говорю же — нет у меня родственников! — Зло возразил Витька и понурился…

— Да ты не обижайся, — сочувственно вздохнул толстый и продолжил, как бы размышляя, — А я бы поискал все же…

Так и кончился тогда безрезультатно разговор на скамейке в парке. Витька не то, чтобы забыл о нем. Он просто не придал ему никакого значения. В своей маленькой комнатушке в двухкомнатной хрущобе в девятиэтажной башне, он сумел создать собственный мир, подобный внешнему: с показухой для матери и тайными уголками для себя, которые изобретательно скрывал в очевидно плоских и однозначных, но только для непосвященных, местах. Например, нижний ящик огромного старого комода вынимался, и в зияющей пещере при свете шестивольтовой лампочки открывалось царство диковинных животных и птиц в джунглях Индии и Памира, а если немного отодвинуть письменный столик от окна и втиснуться в образовавшийся угол, то сразу перелетишь в дикие пустыни Африки, а если…

Через две недели, когда уже совсем по летнему одетый Витька снова с утра сидел там же на скамейке, к нему подошел Толстый, протянул бумажку и сказал однозначно:

— Позвони!

— Зачем? — возразил Витька.

— Пригодится! Позвони!

На следующий день, когда матери не было дома, Витька позвонил по этому номеру и на вопрос: «Какой Витя?» ответил, робко:

— Боклевский!

— Как фамилия? — Хрипло переспросила трубка.

— Боклевский, — раздражаясь, повторил Витька.

— А! — Обрадовался голос! — Боклевский! А тебе сколько лет?… Четырнадцать скоро! И на метро сам можешь? Не заблудишься? — Приезжай, дружок, поговорим… — это уже пригласил словно другой человек — старый знакомый, который ждет, не дождется тебя…

И Витька поехал. В странной комнате с высоченными лепными потолками и обставленной такими же лепными шкафами, буфетами за письменным столом сидел человек, тоже словно вылепленный и с еще не законченным лицом. Все было крупное, рельефное, рыхлое, смачное. Толстые губы немножко шлепали друг по другу при разговоре, и капельки слюны прыскали в стороны, сверкая в лучах солнца. Этот, за столом, долго и беззастенчиво изучал застрявшего у двери Витьку, и тот стал уже томиться и переживать, что зря потащился в такую даль, да еще кляссер захватил зачем-то. Но человек вдруг заговорил глубоким и красивым голосом:

— Проходи, проходи, ты Витя? Понял, понял, — он говорил чуть в сторону, потому что наклонился и что-то доставал из ящика стола. — Маша, Маша! — неожиданно закричал он. Скрипнула дверь и вошла Маша. — Маша, поди сюда, пожалуйста! — Он поманил ее толстой кистью. — Посмотри. Только внимательно — он никого тебе не напоминает?

Теперь Витька уж точно жалел, что притащился сюда. Маша ему категорически не понравилась, и он сразу окрестил ее: толстозадая, что было нисколько не обидно, впрочем, а лишь констатировало факт. Маша подперла рукой подбородок по-деревенски и стояла, склонив набок голову, всматриваясь в Витькино лицо. И вдруг она тихонько ойкнула и прошептала:

— Юрка!

— Точно! — громыхнул мужик за столом. Надо же, как похож. Мне когда Борька рассказал про конверт, я сразу подумал — это такие совпадения раз в сто лет бывают. Ну, теперь никаких сомнений. Покажи блок, — обратился он к Витьке и, рассматривая, радостно бурчал дальше, будто самому себе, — Сейчас все поймешь, Витька Боклевский! Боклевский! Это ж твой дед, понял? — Но Витька ничего не понимал и сидел молча, взволнованный каким-то необъяснимым предчувствием. — Маша, ну, скажи! Маша!

— Юрка! — Повторила толстозадая и повернулась к двери. — Сейчас чай будем пить! — уронила она на ходу и скрылась.

— Вот! — Обрадовался тот, что был за столом. — Иди сюда! — И он поставил перед собой карточку. — Смотри на себя в зеркало, — указал он рукой назад, а потом сюда, на фотку! А? Похож! — И он так радовался своей догадке и удаче, что невозможно было не заразиться.