Фитнес для Серого (СИ)

Решаю обойтись без вопросов, поэтому к столику у панорамного окна идём молча. Садимся тоже молча, в тишине открываем меню. Официант, оказавшийся у столика, стоило закрыть толстую папку, улыбается дружелюбно, но в меру.

— Классический лимонад, стакан, — бесстрастно отзывается стервочка и пропадает в панораме летнего города.

— Эспрессо. Нравится?

— Красиво, — не строит из себя дурочку она.

— Как и ты, — зато мне идиотизм идёт как никогда.

Впервые мне хочется женщину не просто трахнуть, а узнать, с чего в ней столько закидонов. И откуда всё это добро, которое обрушилось почему-то на меня. И что самое весёлое уходить из-под этого потока презрения, враждебности и стервозности тоже не тянет.

Странные ощущения. Необычные. Но в отличие от всего, что было до — правильные до тошноты.

Саша поворачивается с кривой улыбкой, встречается со мной взглядом. В районе солнечного сплетения взрывается грёбаный вулкан, лава стекает ниже, к мужскому самому ценному, подогревая, приводя всё в боевую готовность. Предлагая плюнуть на ресторан, да прокатиться до проверенной гостиницы здесь неподалёку, но…

— Поехали к тебе и закончим с этим, — невозмутимо предлагает она. И благодарит за поданный лимонад в высоком запотевшем бокале.

Но ко мне не тянет. Точнее, тянет, но не для этого. А для чего? А хер его знает. Потому как я впервые не понимаю, что хочу сделать с женщиной помимо секса. И неразгаданное желание свербит маетой где-то в районе члена.

— Только после того, как ты со мной потанцуешь, — резко встаю я и подаю ей руку.

Глава 11. Кто сгорел, того не подожжёшь

Нахера мне это сдалось? Да кто бы сказал.

— Совсем? — поднимает бровь стервочка. — Здесь не танцуют.

— Это нет? — играю бровями туда-сюда, туда-сюда.

И Саша, которая даже во время секса смотрела на меня, как на левого самца, не может сдержаться. Прикусывает губу, только бы не улыбнуться. Но, покачав головой, всё-таки вкладывает миниатюрную ладошку в мою руку.

Приятно, чёрт подери. И то, как на нас смотрит половина ресторана, пока мы идём ближе к площадке, где играет живая музыка, тоже. А то, насколько приятно держать в объятиях одну странную стервочку… повинуясь внезапно проснувшемуся хулигану, заставляю её сделать два оборота вокруг своей оси и упасть мне на руки.

— Напрягает? — спрашиваю после нескольких секунд плавного покачивания в такт музыке.

— Ага, — вздохнув, она вся как-то расслабляется, отпускает себя, и руки на моих плечах уже не напоминают две деревяшки. — Чего ты от меня хочешь, Марат Андреевич?

— Молодая, с чувственным оскалом, я с тобой не нежен и не груб. Расскажи мне, скольких ты ласкала? Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?

В простой белой футболке, своей невозможной юбке, кедах и с распущенными волосами она выглядит совсем девчонкой. А я почти совратителем малолетних. Но похулиганить всё ещё хочется, и я перехватываю её ладонь, опрокидываю назад.

И возвращается стервочка заметно более растерянной, чем была. Кайф.

— Странный, Марат Андреевич, — хмурится она. — Кто это?

— Есенин. Хочешь ещё? — И, не дождавшись ответа: — Этот пыл не называй судьбою, легкодумна вспыльчивая связь, — как случайно встретился с тобою, улыбнусь, спокойно разойдясь.

— Это намёк? — фыркает она.

Руководство к действию, блин.

— И ничто души не потревожит, и ничто её не бросит в дрожь, — кто любил, уж тот любить не может, кто сгорел, того не подожжёшь.

Последние несколько слов — в маленькое ушко, от которого по светлой нежной коже мгновенно расползаются мурашки. По шее и ниже, к рукам.

И не знаю, что ей не понравилось, но стервочка выворачивается из моих рук. Явно хочет исполнить очередную дичь, но это мы уже проходили. Не понравилось.

Поэтому перехватив её за ладонь, резко дёргаю на себя — почти танцевальное па, — и впечатываюсь в неё поцелуем. Без прелюдий, без идиотских игр — с первого мгновения жёстким, требовательным. До хриплого стона, до её ногтей, впившихся мне в плечи. До полного отрыва башки. До сорванного дыхания и эгоистичного: «Моя!».

И плевать я хотел на её закидоны, парней, работы, грёбаный фитнес и весь мир вокруг.

Моя.

Только моя.

С этого мгновения и пока мы не убьём друг друга.

А это судя по взгляду стервочки Саши, произойдёт уже вот-вот.

— Ты! — шипит она, слизывает кровь с прокушенной губы.

Да ну на, я бы заметил, если бы…

Да пофиг.

Крепко, наверняка до боли схватив её за руку, веду к столику. Бросаю пятитысячную купюру, не выпускаю ладони. А Саша тем временем во всю меня проклинает — вслух, вполголоса, но не стесняясь в выражениях. Некоторые мне даже захотелось записать, но это потом. Всё потом.

Никуда моя стервочка уже не денется.

— Отпусти!

Хрен пойми как, но через два удара сердца мы уже в лифте. Отличном лифте, в котором ехать нам тридцать с лишним этажей. Ткнув кнопку паркинга, пытаюсь просто отдышаться. Хрена с два — ощущение, что у меня долбанный приступ астмы не проходит. Поэтому разворачиваюсь к подозрительно молчаливой стервочке я только пятью этажами ниже.