С ее лица разом сходят все краски. Настя резко садится и спрашивает:
– Зачем?
– Потому что он попросил, – я тоже сажусь и касаюсь ее плечом.
– И что? Не надо было.
– Насть, это сложно объяснить, и вообще это звучит ужасно глупо, но ты меня просто послушай.
Мы смотрим друг на друга, и я вижу напряжение в каждой черте ее лица.
– Яна, если ты думаешь, что мне важнее какой-то парень, чем ты… – начинает подруга тихо.
Я искренне улыбаюсь и качаю головой, глядя себе в колени.
– Оливка, я не знаю, как бы все было еще пару недель назад, но сейчас…
И я наконец рассказываю ей все.
Вижу, как тяжело ей молчать, но она дает мне договорить до конца и не перебивает.
А когда заканчиваю, она крепко обнимает меня. Мы сидим так целую вечность, и я думаю, какое счастье, что мне удалось не потерять подругу из-за мнимой влюбленности. Да, мне все еще странно об этом думать, и я чувствую отголоски ревности, но мне удается трезво отделить основные эмоции от побочных. Смогла бы я сделать это раньше? Вряд ли.
– А теперь скажи честно, – я беру ее за плечо, – он тебе нравится?
– Яна.
– Нет, не надо, скажи как есть.
– Он всем нравится.
– А тебе?
– Ну ты и цербер! – она смеется, – раньше ты такая не была. Да. Да, он мне нравится. Но я никогда бы не стала ничего предпринимать.
– Слава богу, что я уберегла тебя от такой принципиальности.
– Яна!
– Слишком часто называешь меня по имени. Может, потому что оно созвучно с именем одного парня, – и я со смешной гримасой щипаю ее за бок.
– Ай! Отстань! Петрова!
Мы смеемся и возимся, а потом нас прерывает вибрация телефона.
Машинально я смотрю на экран и расцветаю улыбкой, когда вижу, от кого сообщение.
Оливка хохочет:
– Я думала, что уже видела тебя влюбленной, но это что-то новенькое!
Я зарываюсь лицом в ее пушистый плед и глухо говорю оттуда:
– Я в жопе.
– Это я уже поняла.
– Нет, Оливка, ты этого в полной мере еще не поняла. Как и я.
Глава 21
Мы с Оливкой заходим в школьную столовую, и я вдруг ловлю себя на ощущении, что мне безумно хорошо. Я нашла новых друзей, мы выиграли еще два матча по волейболу, причем на чужом поле, и каждую победу отмечали в «Котах». И это всегда было весело и очень тепло. Я обычно пью шампанское в раздевалке, но в баре уже обхожусь водой или колой. Глеб провожает меня домой. Я целую его в щеку и убегаю в подъезд счастливая. Много помогаю ему с выпускными экзаменами, но уже не в приказном порядке. Просто мы все время переписываемся, и кажется логичным, что я помогаю там, где могу. Потому что Глеб стопроцентный математик, и если с русским языком он может справиться, то в остальном мне приходится писать ему сочинения и набрасывать тезисы о литературных произведениях, которые он бы запомнил.
Конечно, у него есть и сто тридцать репетиторов, которых оплачивает отец, и место в универе наверняка достанется ему запросто. Но эта игра нравится нам обоим.
Я присаживаюсь за стол на наше обычное место, а Оливка уходит на раздачу. Схема стандартная и отработанная.
И когда Настя приземляется рядом, она ворчит:
– Я не вьючный верблюд. В следующем году тебе точно придется учиться общаться со своей мамой. Я каждый раз готова сгореть со стыда, когда она спрашивает «моя снова не захотела подходить?».
– Слышу это каждый день.
– И я все еще жду, когда это возымеет действие!
Я молча склоняюсь над кружкой чая. И вдруг ощущаю, как все вокруг меня меняется. Хотела бы объяснить точнее, но я просто кожей чувствую, что мир переворачивается с ног на голову. Поднимаю взгляд и понимаю, что Ян и Глеб уже сидят за нашим столом, а взгляды всей столовой обращены теперь к нам. Глеб подмигивает мне и запускает руку в волосы, которые он перестал укладывать гелем. То есть, он наверняка их укладывает, но не так, как раньше. Прислушался ко мне? Боюсь в это поверить.
Ян болтает обо всем подряд и берет Оливку за руку, иногда пропуская ее локон между пальцев другой руки, а иногда подносит ее кисть к губам. От этих жестов тает и Настя, и все остальные девчонки школы. Они пока не встречаются, но своей симпатии Ян не скрывает.
Я же мрачно смотрю на Глеба и пытаюсь понять, в каком я статусе. Никакого определения нашим отношениям мы не даем. Дружба? Ну да, конечно.
– Готова к игре, Ян? – спрашивает Барышев.
– Угу, – подтверждаю я, но сама кошусь на Глеба.
Он улыбается одним уголком губ и хватает меня за нос.
– Ай!
– Штраф.
– За что?
Он наклоняется ко мне:
– Засмотрелась.
Я поворачиваюсь, оказываясь с ним нос к носу:
– На кого?
– Ты мне скажи.
Я кладу руку ему на плечо, веду выше, по шее, нахожу затылок, и притягиваю его еще ближе.
– Не играй со мной, Янковский, – предупреждаю лишь наполовину в шутку.
– Не буду, – серьезно отвечает он и отстраняется, – не дразни школьниц, они тебе голову откусят.
– Я тоже школьница, – говорю с придыханием, и Глеб, к моему удовольствию, замирает.
Я громко смеюсь и убираю руку.
– Успокойся, Янковский, не трону. Вон твой фан-клуб, сидят, зубами щелкают.