Физики и лирики: истории из жизни ученых и творческой интеллигенции

Кое-что с непривычки в Голландии может и шокировать: легальное курение травки в кафе с надписью: «Drink and smokе» на Рембрандт-сквер, или оголенные девушки в окнах на улице «Красных фонарей». Но к этому быстро привыкаешь, как к некоторой специфике крупного морского порта, в который прибывают из дальних стран люди, чьи потребности сильно отличаются от потребностей твоих и твоего окружения.

И вскоре приходит осознание: эта маленькая страна на севере Европы на самом деле является центром европейской культурной и художественной жизни.

Постоянная экспозиция картин Рембрандта и Ван Гога. Музыкальная программа в Концертгебау, где играют выдающиеся исполнители. Современный балет, абсолютно меняющий наши представления о классической балетной эстетике. И, наконец, мюзикл, пришедший сюда из Америки, как новый жанр оперы наших дней. Все это мы смогли осмотреть и прослушать с помощью наших друзей Ека и Мариан Вальравен за те два месяца, которые мы провели в Амстердаме.

И, наконец, мы увидели фильм Стивена Спилберга «Список Шиндлера», который к тому времени обошел экраны полмира, но не был допущен в нашу страну. В те годы тема Холокоста была не слишком популярна в официальных кругах нашего общества, и ее всеми силами старались обходить стороной. Здесь, в Амстердаме, в кинотеатре на центральной улице города этот непривычно затянувшийся фильм о спасении евреев от страшной смерти в газовых камерах публика встретила продолжительными овациями и стояла в зале до тех пор, пока не потушили свет.

Это неравнодушие благополучной западной публики, способной так глубоко переживать трагедию народа, подвергшегося целенаправленному уничтожению, в годы, казалось бы, уже давно отгремевшей войны, когда с фашизмом, казалось бы, давно покончено, произвело на нас не менее сильное впечатление, чем сам этот великий фильм. Помню, мы с мужем долго ходили по опустевшим набережным, смотрели на расходившиеся круги света на ряби каналов и почти все время молчали. Но Спилберг в своем фильме выразил почти все, что можно было бы сказать по этому поводу. Его надо просто смотреть, а потом еще долго обдумывать увиденное.

В октябре 2012 года мы снова оказались в Амстердаме. Город встретил нас сияющим утром, пронизанным свежим морским ветерком, и мы погрузились в его жизнь, и снова были счастливы, как в те далекие годы.

На этот раз мы приехали сюда, чтобы отметить день рождения Ека Вальравена, которому исполнилось 67 лет, но он решил отпраздновать его, как юбилей. И пригласил на него своих ближайших друзей и коллег: Жору Шляпникова, давно уже сменившего наше московское место жительства и работу в Курчатовском институте на постоянную позицию профессора в Эколь-Нормаль, в Париже. Айка Сильвейра из США, известного физика-экспериментатора Гарвардского Университета. Клода Коэн-Таннуджи, физика-теоретика, лауреата Нобелевской премии, профессора Коллеж-де-Франс и очаровательную Мишель Ледюк, профессора из того же Университета.

Торжество проходило в своеобразном месте, – ресторан, выбранный Еком, примыкал к овощной оранжерее, и в зал приемов нас проводили через шпалеры вьющихся, обсыпанных созревающими плодами помидор. Передо мной до сих пор стоит картина – шествие вереницы гостей, пробиравшихся сквозь помидорный лес с невероятно обильным урожаем, который мы едва не задевали плечами.

Мы с мужем очень кстати привезли Еку в подарок большую бутыль «Столичной» и к ней набор водочных стопок. Все это было сейчас же распаковано и с энтузиазмом принято к употреблению. Водка всех сплотила и взбодрила. Обычно западные застолья происходят в корректной и холодноватой вежливости.

– Вам подать салат?

– Позвольте вам налить еще немного вина!

На этот раз банкет проходил в русском стиле. Юра первым начал произносить тосты, вспомнив при этом, что вообще-то он почетный грузин, поскольку когда-то в Алазанской долине перепил самого Элептера Луарсабовича Андроникова. Но теперь он может гордиться еще и тем, что является почетным Ван-дер-Ваальс профессором Амстердамского Университета. И сердечно привязан как к этой стране, так и к виновнику торжества, и ко всей его семье.

Жора Шляпников тоже смешил чем-то гостей, не упустив возможности попутно устроить пиар своим многочисленным научным и жизненным достижениям. Так что застолье прошло весело и дружно.

В глаза бросалась странная деталь. На подоконнике ресторана, кроме нашего подарочного пакета, сиротливо стоял еще только один – от Жоры Шляпникова. Остальные гости обошлись без этого традиционного и обычного у нас знака внимания. Что это? Принятая на Западе сдержанность в выражении чувств? Или? Неужели… просто-напросто бережливость?

Когда-то, я помню, меня сразило признание жены одного нобелевского лауреата о том, что накануне она полночи простояла в очереди перед открытием универмага, объявившего о тотальной распродаже. Она была в восторге:

– Я все купила за полцены! И теперь могу вообще не делать шопинг!

«Неужели для нее эта скидка стоит того, чтобы провести полночи в очереди?» – поражалась я про себя.