Физики и лирики: истории из жизни ученых и творческой интеллигенции

В какие только злачные места ни водил нас в Токио Коля Борисов, который принял нас в Японии под свое покровительство по рекомендации нашего друга Михаила Григорьевича Носова – д-ра исторических наук, членкора РАН: Миша с Колей старые товарищи, ну, а мой товарищ – он же и твой товарищ, так считается в нашем кругу. Словом, советник-посланник при посольстве РФ в Токио, японовед по образованию, давно здесь работающий, Николай Николаевич Борисов взял на себя все заботы, связанные с нашим пребыванием в этом городе, – заселение, познавательные экскурсии, развлечения. Коля хотел, чтобы мы почувствовали сам дух и характер Японии, и потому старался погрузить нас в самую гущу народной жизни. Он нас водил по маршрутам, недоступным обыкновенному туристу. Помню, мы с ним выпивали на каком-то рынке на бочках, поставленных «на попа», и сидя на высоких трехногих табуретах. Мужчины пили водку саке, а я прозрачное пиво и закусывали какими-то экзотическими гадами, приправленными зеленью. Вокруг посетители рынка предавались тому же самому занятию, при этом я не видела никаких пьяных или даже сильно «подвыпивших», что непременно наблюдается в других странах в подобных заведениях. Вокруг журчала японская речь, напоминающая мне лепет слабого прибоя, а экзотические гады, которыми мы закусывали, к моему удивлению, не нанесли никакого вреда нашему здоровью. По всей видимости, потому, что они попали к нам в тарелки прямо из вод океана.

Вообще, непривычная японская еда ни разу не доставила нам с Юрой никакого дискомфорта, чего мы, честно говоря, сильно опасались.

С Колей Борисовым мы продолжаем встречаться и в Москве, только здесь в связи с недостатком экзотики выпиваем не на бочках, а за столом.

Коллеги моего мужа по его работе проявляли к нам также необыкновенное внимание и заботу.

– Как вы переносите наш климат? У нас большая влажность. Вас это не беспокоит?

– Вам нравятся суши? Или вы предпочитаете европейскую кухню?

Едва ли не каждый вечер нас приглашали в какое-нибудь кафе или ресторан. Мы отметили про себя, что молодые люди, из тех, что пока еще не женаты, после посещения ресторана снова возвращались в институт, где часто и ночевали. В предбаннике лаборатории устроены двухэтажные нары, на которых они и располагались на ночлег. При этом постельного белья я там не видела. Возможно, они его откуда-то приносили, но скорее всего, спали просто на жестком матрасе, укрываясь тонким байковым одеялом. Поразительная неприхотливость, как и во всем остальном.

Но вот приятная неожиданность. Нас пригласили на ужин в один профессорский дом. Признаться, нам давно хотелось побывать в частном японском доме, посмотреть, как устроена их жизнь, ведь рестораны везде более или менее одинаковы.

В доме профессора N мы смогли увидеть изнутри неприкрашенный быт японской семьи. У них двое детей, двухкомнатная квартира с кухней. Кроме стола и стульев никакой мебели нет. А на чем же они спят? А вот у стены ролик свернутых циновок, на ночь циновка раскатывается и представляет собой очень хорошее ложе. А где же ваш шкаф с одеждой? А вот в малюсенькой прихожей, где обязательно снимают обувь и ходят дома в носках, вешалка и крючки с одеждой. Зачем иметь много одежды? Лучше старые вещи выкинуть и купить себе новые. На кухне никакой техники, как на Западе. Только кастрюли и котлы. Зато превосходная еда. Рыба, креветки, крабы. Разнообразные фрукты на десерт.

Меня поразил этот быт, не обремененный ничем лишним. И я вспомнила наши московские квартиры. Бесконечные ковры, картины на стенах, засилье книг и бумаг – в папках, пакетах и в стопках. Буфет, набитый посудой, шкаф, едва вмещающий поношенные вещи, которые никак не удается куда-нибудь пристроить. Наследственное жилье, в котором у нас нередко обитает второе, а подчас и третье поколение первоначальных владельцев, представляет собой смешение «французского с нижегородским», где экран суперсовременного телевизора взирает на колченогую этажерку бабушкиных времен, наполненную безделушками. Выбросить этажерку не позволяет память о тех, кого уже нет, и остается только терпеть эту рухлядь, пока она сама не упадет на пол.

Стремление окружить себя разнообразными предметами, якобы создающими уют, мне кажется, записано в нашем национальном коде. И российские эмигранты уносят его с собой в дальние страны, через моря и океаны. Приходишь в русское жилье где-то на Западе и удивляешься: когда они успели столько всего накопить? На стенах картины и картинки, на полу коврики и паласы, полки забиты старинными русскими книгами, которые разыскиваются по всем букинистическим лавкам, начиная от Парижа и кончая Нью-Йорком. И непременно взятые в рамки семейные фотографии российских предков, вывезенные с Родины на чужбину. Нет, нам от этого, по-видимому, не избавиться. И хорошо бы еще, чтобы из окна была видна березка, пусть хилая и кривая, но все же до слез своя, родная. Миф о том, что этот наш символ – «русская березка» – произрастает исключительно на наших просторах, давно уже развенчан, но все-таки он нам что-то свое напоминает.