Физики о физиках

— Видите ли, молодой человек, — сказал он, — мне пока не удалось уличить вас в незнании каких-либо областей геометрии. Вы действительно ответили мне на все вопросы. Но скажите сами, есть ли на свете такой юноша, который знал бы досконально всю геометрию и мог бы ответить на абсолютно все мои вопросы? Разумеется, нет. Следовательно, и вы, сударь, чего-то не знаете. Я лишь не сумел пока установить, чего именно вы не знаете, но от этого положение дел не меняется. При таких обстоятельствах я, разумеется, не могу поставить вам высший балл, вы его не заслуживаете.

Это не была пустая угроза, он действительно снизил балл на единицу, закрыв тем самым Иоффе доступ в Политехнический институт. К счастью, на механическом отделении Технологического института оказалось одно вакантное место, на которое и приняли Иоффе — без повторной унизительной сдачи экзаменов.

Окончание Технологического института не давало права ни самому заниматься наукой, ни поступить в университет. Единственным полем деятельности могла быть техника. Но хотя Иоффе на всю жизнь сохранил любовь и интерес к технике, физика, научные исследования влекли его все сильней и сильней.

В декабре 1902 года с рекомендациями от профессоров Егорова и Гезехуса Иоффе едет в Мюнхен — к самому Рентгену.

Рентген был не только ученым высшего таланта, но и совершенно исключительных качеств человеком — редкого бескорыстия, «аскетической скромности», как говорил Иоффе, правдолюбия, скрупулезной честности. До самой смерти своего учителя Иоффе сохранил с ним дружеские отношения. «Я от Рентгена одни комплименты слышу — это вредно», — как-то написал он жене. Много работ было проделано ими совместно, даже тогда, когда Иоффе вернулся в Россию. А что касается той физической школы, школы экспериментатора, которую Иоффе прошел у Рентгена, то лучшей трудно было желать.

Работая у Рентгена, Иоффе сделал очень значительное исследование упругого последействия кварца, за которое физический факультет Мюнхенского университета присвоил ему докторскую степень с высшим отличием.

На защите произошел забавный инцидент, который сам Иоффе потом описал в книге «Встречи с физиками»:

«Декан произнес приветственную речь по-латыни — которая была мне недоступна. Единственное, что я понял, был положительный результат защиты, так как речь закончилась пожатием руки. Но когда я встретил Рентгена в лаборатории, он возмутился хладнокровием, с которым я реагировал на речь декана. Оказалось, что факультет присудил мне впервые за 20 лет степень „summa cum laude“ — „с наивысшей похвалой“. Эта степень заодно давала и право читать лекции, и от меня ждали выражения неожиданной радости, но я не знал даже того, что существуют четыре степени и что мне присуждена высшая из них. Рентген долго не хотел поверить, что я, идя на защиту, не знал порядка присуждения степени. Как-то позже он вспоминал об этом инциденте: „Вы действительно нелепый человек“».

Не менее блистательно защитил Иоффе и вторую докторскую диссертацию — уже в России. На первый взгляд покажется странным, что после защиты в Германии ему пришлось еще раз становиться доктором наук в России — доктором физики. Но все дело в том, что степень доктора на Западе и в России и до революции и в наше время не одно и то же. Она соответствует нашей нынешней степени кандидата наук, а дореволюционной — магистра. Без «русской» степени доктора Иоффе не смог бы получить и звание ординарного профессора — со всеми вытекающими следствиями, например правом читать лекции студентам.

Свидетелем этой второй докторской защиты Иоффе был большой его друг, уже тогда известный и крупный ученый, академик Алексей Николаевич Крылов. В 1940 году, к шестидесятилетию Иоффе, он рассказал, как на защите выступил один из крупнейших русских математиков, специалист по математической физике, академик Владимир Андреевич Стеклов. Выступая как частный оппонент — был тогда и такой термин, — Стеклов сказал, обращаясь к Иоффе:

— Произведенная вами при помощи самых простых средств экспериментальная работа может быть уподоблена по проявленной вами систематической и неуклонной настойчивости работам Фарадея. Вместе с тем она является выдающейся и в другом отношении: часто экспериментальные работы грешат в математической обработке наблюдаемых явлений; в этом ваша работа столь же безукоризненна, как работы английских физиков Максвелла, Томсона, Рэлея, Стокса и других, и я отдаю лишь должное, признавая вашу диссертацию превосходной во всех отношениях.

Алексей Николаевич Крылов был также участником и свидетелем избрания Иоффе в члены-корреспонденты Академии наук. Более того, именно он предложил кандидатуру Абрама Федоровича на вакантное место. И Иоффе и кандидат на вторую вакансию были выбраны единогласно.

Происходило это в ноябре 1918 года. Крылов потом описал финал этого события.