Физиология духа. Роман в письмах

Но пусть она самая нормальная вещь, все равно она — ненормальное дело. Я сумасшедший? Все равно безобразное дело! Когда я вспоминаю о ее прошлом, я не д у м а ю о нем, как другие, но прямо представляю его. Как если бы оно происходило в настоящем и у меня на глазах. Что должно измениться в этом представлении оттого, что это было не сегодня, а вчера? Два месяца тому она ушла от него, теперь встретила меня и говорит: “Есть только ты”. Но для меня-то есть — в с е ! Два месяца назад она была точно такая же (пусть она будет “другая”, а “та умерла” и проч. — все это слова, слова, слова! психофизиология ее не могла измениться за два месяца!) — и делала с тем, значит, то же самое и точно с тою же повадкой, что и со мной. Так же искренне — ему об его предшественнике: “Не помню его, только тебя”. И когда я представляю все ясно, в точности так, как оно наверняка и было, а в представлении моего предшественника до сих пор е с т ь, стоит включить свой мозговой компьютер и войти в нужное окошко, — а это происходит независимо от меня, автоматом — что-то невыразимо-безобразное вспыхивает черным солнцем в мозгу. И я больше не могу жить.

Моя логика и мое чувство — пространства не совмещенные. Изолированные.

Между тем, я родилась и долго жила сама по себе, вне всякой соотнесенности с той, о ком и понятия не имела до встречи с ее бывшим мужем, встречу с которым тоже не заказывала и не жила в ее преддверии. В чем-то я соответствовала его ожиданиям, например, по счастью, не люблю есть=не умею готовить, в чем-то, напротив, напоминала ее, отвергнутую — то есть на этом фронте ожиданий не оправдывала. Я была не похожа на нее, но и не-непохожа; просто оставалась собой. Так и, казалось бы, чего тебе еще, если ты и любишь м е н я ? Как же как же. Если любишь в человеке свою нелюбовь к другому человеку, “любимый” постоянно подводит твои ожидания и обманывает твою “любовь”. Но ты в состоянии ему за это отомстить, переодевая его в одежды, которые тебе нравятся, не глядя на то, что они ему тесны, режут под мышками и в паху. Ты в состоянии это сделать, пока у тебя еще есть кредит, пока любящий еще не отказывает — из любви — дать (опять дать!) себя изнасиловать. Как можно отказать любимому? Я отдала тебе куда больше — ну на еще, возьми и это. Попытаюсь любить, чего не люблю, не любить то, что мне приятно. Не делать то, что надо делать. Изображу себя большей, чем я есть, — и меньшей, чем я есть. Назовешь меня Гантенбайн? Как скажешь. На. На, возьми. Я Гантенбайн. Госпожа Гантенбайн.

Ложь во спасение любви.

Но любовь не спасается ложью. Она вообще ничем не спасается. Она сама спасает — когда она есть; а когда ее нет... Когда ее нет — она рано или поздно дает о себе знать. Она дает знать, что ее — нет.

“Женщина имеет такое же право на любовный опыт, такую же свободу в области... и тэдэ, и если мужской опыт только повышает репутацию мужчины, говоря о его сексуальной востребованности, то же следует сказать и о женщине... и тэдэ”. Подписываюсь двумя руками. И тэдэ.

Не могу простить ей только одного: она находится рядом и своим присутствием в моей жизни, в моем сердце ежеминутно напоминает мне о том, что бесконечно ранит меня и делает мне больно. Я не могу простить ей того, что она живет со мной, а я с ней, а она живой человек, а значит, до встречи со мной обязательно имела свою, отдельную от меня жизнь, — и теперь какая-то нормальная человеческая составная часть этой жизни, непобедимо и безобразно насильничая, вызывает у меня в воображении картинку, порождающую в душе... Вот как иголкой тронуть открытый зубной нерв.

Изменила — и не ушла к другому. Может быть, вполне может статься, если бы в моей жизни был опыт такого ухода от одного живого к другому, я сердечно поняла бы моих двоих женатиков. Но — сомневаюсь. Почему-то я уверена, я чувствую почему-то: тот, к кому ушла бы я по любви, полностью вытеснил бы в сердце того — от кого. Все тот же эффект концентрации, пред-почтения — упас бы как от псевдожалости (если бы я его действительно жалела, если бы испытывала к нему такое живое и огромное чувство, как жалость, — никогда бы от него не ушла) к бывшему (пусть мертвые хоронят своих мертвецов), так и от желания видеть в новом любимом противоположность старому ненавидимому — от всего вообще, что о н и способны накрутить в своих мыслесердцах.