Физиология вкуса

Когда таким образом определилось время жатвы, к ней стали готовиться с помощью доброго обеда и назначили операцию на тот час, когда его преосвященство возвратится с прогулки.

Наконец монсеньор, вооруженный подобающим ножом, приблизился к грядке и с важностью наклонился, вознамерившись приступить к отделению горделивого стебля, в то время как весь епископский двор проявлял некоторое нетерпение, желая поскорее оценить его текстуру и волокнистость.

Но… О, какой неприятный сюрприз! Какое разочарование! Какое огорчение! Прелат выпрямился: руки его были пусты. Спаржа оказалась… из дерева.

Эта была шутка каноника Россе, с которой он, быть может, немного перегнул палку, но, будучи уроженцем Сен-Клода, он умел превосходно работать на токарном станке и очень неплохо рисовал.

Он-то и выточил целиком фальшивое растение, тайно воткнул его в землю и понемногу вытягивал каждый день, изображая его естественный рост.

Его преосвященство не очень-то знал, как ему отнестись к этому розыгрышу (поскольку это и был розыгрыш), но, уже заметив на лицах присутствующих веселое выражение, наконец улыбнулся; а за этой улыбкой последовал всеобщий взрыв по-настоящему гомерического хохота; так что главную улику преступления унесли, не заботясь более о том, кто его совершил, и по крайней мере на тот вечер статуя, изображающая спаржу, была с почестями водворена в салоне.

VIII Западня

Шевалье де Ланжак располагал довольно кругленьким состоянием, которое улетучилось через неизбежные отдушины, имеющиеся в окружении любого человека, который богат, молод и хорош собой.

Собрав то, что осталось, и присовокупив к этому небольшую пенсию от правительства, он вел в Лионе приятную жизнь, вращаясь в наилучшем обществе, поскольку опыт приучил его к порядку.

Он по-прежнему был галантным, однако перестал быть по-настоящему дамским угодником, хотя ему еще нравилось играть с дамами в салонные карточные игры, в которые играл одинаково хорошо; и все же оберегал от них свои деньги – с хладнокровием, которое характеризует того, кто отказался от их щедрот. Но за счет утраты иных наклонностей обогатилось его гурманство; можно даже сказать, что оно стало его главным занятием, а поскольку он был весьма любезен, то получал столько приглашений, что не мог удовлетворить их все.

Лион – город, где любят вкусно поесть; его местоположение дает ему возможность с равной легкостью изобиловать бордоскими, эрмитажными[231] и бургундскими винами; дичь с его ближайших холмов превосходна; в озере Бурже и в Женевском вылавливают лучшую в мире рыбу, и любители млеют при виде бресских пулярок, от которых эта область ломится, а через Лион отправляют их во все концы.

Так что у шевалье де Ланжака имелось свое непременное место за лучшими столами города; однако стол, где ему особенно нравилось, принадлежал г-ну A***, весьма богатому банкиру и тонкому ценителю хорошей кухни. Шевалье относил это предпочтение на счет знакомства, которое они завязали еще со школьной скамьи.

Однако злые языки (которые водятся повсюду) приписывали его тому, что повар г-на A*** был лучшим учеником Рамье, умелого третёра, который процветал в отдаленные времена.

Как бы то ни было, в конце зимы 1780 года шевалье де Ланжак получил записку, в которой г-н А*** приглашал его отужинать через десять дней (в те времена еще ужинали), и в моих сокровенных мемуарах утверждается, что он вострепетал от радости, решив, что приглашение за столь долгий срок указывает на торжественность события и празднество первого порядка.

Явившись в назначенный день к назначенному часу, он нашел гостей в количестве десяти, все оказались его товарищами по веселым и обильным застольям (слово «гастроном» тогда еще не было извлечено из греческого языка или, по крайней мере, не было в таком ходу, как в наши дни).

Вскоре был подан довольно плотный ужин; среди прочего на столе оказались: огромный говяжий филей в собственном соку, фрикасе из цыпленка с обильным гарниром, ломоть прекрасной на вид телятины и очень красивый фаршированный карп.

Жаркое из говядины с гарниром из кореньев

Телячьи ушки а-ля финансьер

Все это было отлично и достойно всяческих похвал, но все же, на взгляд шевалье, не отвечало надеждам, которые он лелеял, получив приглашение аж за десять дней.

Его поразила другая странность: его сотрапезники, все люди с хорошим аппетитом, либо совсем не ели, либо едва прикасались к еде; у одного случилась мигрень, другой чувствовал озноб, третий поздно пообедал, да и с остальными было нечто похожее. Шевалье, дивясь случаю, собравшему в этот вечер столько немощных едоков, отважно налег на еду, решительно отрезая и энергично глотая, нисколько не опасаясь непроходимости кишечника.

У второй перемены основа была не менее внушительная: огромная индейка из Кремьё противостояла прекрасной щуке, сваренной в курбульоне, а на флангах расположились шесть обязательных антремé (не считая салата), среди коих выделялось большущее блюдо макарон с пармезаном.