Физрук-8: назад в СССР (СИ)

Он осекся. Потому что я вывернул регулятор до упора. Ну достал меня это козел! Да еще пацану вздумал угрожать, сука! Капитан Жихарев зарыдал. Натурально! Повалился на землю, принялся кататься по ней и рвать на себе волосы. Выкрикивал что-то бессвязно. Другие бандиты, которые не подверглись воздействию деморализующего излучения, смотрели на него с тупым недоумением. Лжестропилин поднялся на дрожащих ногах и завывая от невыносимой муки, побрел к обрыву. Никто и не подумал его останавливать.

— Ну что, скоты, вы так же хотите? — спросил я, когда тот, кто их нанял скрылся за краем обрыва.— Я могу устроить… Давайте, ноги в руки и дуйте в поселок, в больничку. Особенно ты, который с глазом. Яд в тебе, пусть переливание крови устроят, иначе крандец…

Глава 20

— Братан, будь человеком, — заныл тот, кому влетело в глаз. — Подкинь до больнички!.. Неохота подыхать ради того сучары… Мы тебе все башли отдадим, которые он нам заплатил…

Я протянул «домру» пацаненку.

— Сядешь впереди, будешь держать их на мушке, — сказал я ему. — Рыпнутся, нажмешь вот сюда и как из автомата — вправо-влево поведешь…

— Понял! — откликнулся он.

— Лезьте на заднее сиденье, уроды! — скомандовал я бандитам.

Кряхтя и перхая, они полезли в салон. Как бы не блеванули, дебилы. Особенно этот, с перебитым кадыком.

— Смотрите мне, загадите салон, зубочисткой заставлю вычищать, — предупредил я.

Замычали, дескать, не беспокойся, командир. Перфильев-младший устроился на переднем пассажирском сиденье и взял «домру» на изготовку. Я сел за руль. Развернулся, двинул по насыпному проселку к выезду на Затонье. Через минуту мы обогнали Сему, который горестно качая головой, и видимо, бормоча что-то себе под нос, тоже брел к поселку. Этого можно было не подбирать. Сам доберется. Если только не бросится под машину. В всяком случае физически он не пострадал.

На часах было четверть восьмого, успеем еще заскочить домой с Севкой, чтобы переодеться и перекусить. Вскоре мы были у ворот больнички. Высадив трех болванов, я напутствовал их, чтобы впредь со мною не связывались. Когда мы с Перфильевым-младшим покинули Затонье, он несколько долгих минут рассматривал ДМРД в своих руках. Видать, бесшумная и незримая работа этого механизма произвела на него не меньшее впечатление, чем на борцов, ставших бандитами. Потом пацанчик перегнулся через спинку, чтобы положить туда «домру».

— Ого, какая куча денег! — воскликнул он.

Ага, все-таки не рискнули обмануть насчет башлей.

— Возьми себе, — сказал я.

— Да ну, куда мне столько, — смутился Севка. — Тут тыщи три, не меньше.

— Тебе, может, пока ни к чему, а вот бабушке пригодятся, — сказал я. — У нее пенсия рублей семьдесят, небось…

— Наверное…

— Вот и будет ей прибавка.

— Она не возьмет. Еще в милицию потащит…

— Тебя или деньги?

— Меня, — вздохнул паренек. — Вместе с деньгами.

— Ладно. Тогда так поступим. Ты возьмешь себе, сколько захочешь. А остальные положим на сберкнижку, на предъявителя. Пенсии бабушке без тебя хватит, а эти деньги будут лежать на книжке. На всякий случай.

— Хорошо, — кивнул пацаненок и спросил: — А это были настоящие бандиты?

— Самые что ни на есть…

— А этот, который ими командовал, он на самом деле из КГБ?

— Он оборотень.

— Настоящий?

— Да, только не сказочный.

— А он разбился насмерть, когда с обрыва упал?

— Не знаю.

— Так может он еще живой?!

Я затормозил. А ведь пацан прав. И если я сейчас продолжу путь, то сильно упаду в его глазах. О каком доверии тогда речь?

— Да, я как-то не подумал, — пробормотал я, разворачиваясь.

Через десять минут мы снова были у обрыва. Покопавшись в багажнике, я захватил тросик и монтировку. Не для того, чтобы бить кого-нибудь по башке. С иной целью. Мы с Перфильевым-младшим спустились в котловину, осторожно пробрались вдоль отвесной стены. Сгодились болотники. Видать, грунт здесь просел под тяжесть отвальной породы и образовались небольшие болотца. Жихареву повезло. Он свалился в одно из них, и из последних сил цеплялся за ветки растущей прямо из стены чахлой ольхи.

Охолонул слегонца, когда ухнул с десятиметровой стены да в ледяную водицу. Желание самоубиться то ли прошло, то ли ослабло. Во всяком случае, когда я ему кинул монтировку, привязанную к тросику, он ухватился за нее с полной охотой. Севка кинулся помогать, хотя я бы и сам справился, и мы вытащили придурка на относительно твердую почву. Лжестропилин долго не мог прийти в себя. Лежал ничком, тяжело дыша и все еще цепляясь в спасительную монтировку.

— Вставай, капитан, — сказал я ему.

Повозившись в грязи, тот поднялся. Сначала на колени, потом на ноги. Я отнял у него железку, выдернул из петли, смотал тросик. Капитан КГБ стоял, уткнув подбородок в тяжело вздымающуюся грудь и опустив по швам руки. Ни дать, ни взять, чучело гороховое. Нет, такого грязнулю я в салон не пущу. Пусть пешедралом до поселка топает. Там глядишь кто-нибудь смилостивится. Пустит в баньку помыться. Такого грязного и такого пыльным мешком пришибленного.