Хотя... нет. Рига сейчас находится под шведом. И пусть до Северной войны еще далеко, но идти через земли будущего противника почему-то не хочется.
Да и Рига не единственный порт. Есть Кенигсберг, есть Мемель. Оба старинные немецкие города, а с немцами никаких потасовок пока не предвидится.
В Архангельск я не хотел по той причине, что до него надо идти холодными морями. Хватит с меня штормов и бурь! Здесь хоть вода теплая, в такой тонуть приятнее, а там...
— Очень жаль. — Губернатор был искренен.
Хороший он мужик и помог нам здорово. Если бы над ним не было короля...
Впрочем, король меня не касался. Важнее всего на свете было то, что у меня скоро будет ребенок. И не важно, сын или дочь, важно, что на свет появится новый человечек. Маленький, беззащитный. Так пусть он родится поближе к дому.
Хотя и будет считаться французским дворянином.
Черт! Для этого же надо обвенчаться с Наташей. А Юля?
Но венчание венчанием, а пока я пустился в положенный после возвращения с добычей загул...
38
Ардылов. Подслушанный разговор
Если другие современники разбогатели, то Ардылов всего лишь получил свободу. Командор решил, что хватит содержать личного раба, и самолично выправил ему документ, по которому бывший российский моряк считался отныне вольным человеком.
Основанием для этого послужила не только работа Ардылова, но и его участие в последнем походе. Участие отнюдь не было добровольным. Кабанов просто взял мастера на все руки с собой на случай возможных поломок немногочисленных механизмов, или, говоря точнее, дизелей на шлюпках и раций. В последних Ардылов тоже разбирался, хотя и на уровне любителя.
Радиостанции весь поход проработали исправно, дизеля же ломались от непривычного топлива, но и без них работы у Ардылова хватало. Мушкет — он ведь тоже механизм и при всей простоте порой ломается, а если добавить... Ох, лучше не добавлять.
В захвате Картахены Владимир не участвовал. Там требовались люди с большим опытом работы по другой специальности, и механик остался на кораблях.
Зато в бою с англичанами Ардылов действовал активно, помогал канонирам и даже заслужил похвалу самого Гранье. Притом что хвалить раба, тем более чужого, было не принято.
По возвращении же в Пор-де-Пэ Командор во всеуслышанье заявил о долгожданной свободе. Потом добавил: отныне Ардылов должен решать, оставаться ли со своим бывшим хозяином на правах наемного работника или начинать самостоятельную деятельность.
Оставаться одному Ардылову не хотелось. Других ведь тоже Командор силком не удерживал. Кого же держаться в мире, коль не своих? Вместе даже чувствуешь себя по-иному, основательнее, защищеннее. Даже отдыхать в компании бывших современников и то приятнее. Один раз Ардылов этого не понял и сглупил, но больше не собирался.
И все равно свобода была приятной. Раб он и есть раб, даже при самом добром хозяине. Для свободных людей существо если и одушевленное, то лишь ненамного больше кобылы. Как ни плюй на отношение окружающих, все равно всеобщее презрение давит к земле ощутимым гнетом.
На плантации хоть вокруг были такие же рабы, которые привыкли к своему положению, принимали Владимира как своего, а тут — ни то ни се...
Единственным минусом было то, что Ардылов на радостях запил. Он умудрялся выпивать и раньше, благо аппарат давно наловчился собирать из любых подручных материалов, но там хоть сдерживал страх перед наказанием. Тут же какой страх? Воля!
Напрасно племянница пыталась удержать, грозилась пожаловаться Командору. Володя покорно кивал, обещал, что больше не будет, а на следующий день надирался опять.
Вся-то разница — иногда он бывал просто хорошо вмазавший, а иногда вообще не вязал лыка. Но, как ни странно, при этом умудрялся еще и работать. Данные Кабановым заказы выполнял своевременно, иногда еще что-то делал на стороне (воля!), хотя Командор теперь расплачивался за каждое заказанное изделие, да и от картахенской добычи кое-что отстегнул. Не так, как остальным, но те были в доле с самого начала и получали положенное по договору. Ардылову же Кабанов заплатил из своих средств.
В этот вечер Володя был пьян в умат. Или вусмерть. Даже до собственной конуры дойти не сумел и повалился в кустах у самого дома. Или чуть в стороне от него.
То ли снилось ему, то ли грезилось, будто лежит он на корабле, и корабль тот раскачивает крутая морская волна. Не раскачивает — вертит, грозит опрокинуть, и приходится напрягать все силы, чтобы утихомирить качку, не погубить судно, людей и груз.
Совладал, одолел. Корабль перестал опрокидываться, хотя шатало его еще грозно. Понятно: не суша.
Но если кипит шторм, почему кто-то спокойно разговаривает рядом? Словно никакой опасности нет.
Ардылов попытался прислушаться к разговору.
В ушах шумело, и раньше слов Владимиру удалось разобрать интонацию.
В одном голосе явно звучала тревога. Его обладатель боялся, и боялся так, что сердце моряка невольно забилось сильнее. Может, судно уже дало течь?