Флаг миноносца

Бойцы вскинули к небу карабины. Троекратный ружейный залп возвестил конец торопливых похорон, а в ответ захлопал, завыл немецкий шестиствольный миномет. Мины упали далеко за дорогой в пехотном батальоне. Наверно, и там кто-нибудь из убитых хорошо пел или рисовал, или мастерил из всякой всячины хитрые солдатские мундштуки. И будет штабной писарь там тоже заполнять безжалостный серый бланк извещения: "...смертью храбрых за нашу советскую Родину".

Матери старшины второй статьи Головина тоже принес бы такой бланк почтальон - приученный ко всему вестник женской радости и горя, - если б не котелок. Собственной рукой Головина судьба насадила тот котелок на конец бревна, что придавило Бодрова. Угодил бы осколок в череп Головину, и тогда понадобился бы не госпиталь, а пустой снарядный ящик. Осколок скользнул по доброму алюминиевому боку, хрустнула плечевая кость...

- До свадьбы заживет! - сказала Головину докторша, которую многие принимали за сестру по молодости ее лет. Улыбнулась, провела чуткой ладонью по всклокоченной матросской башке. Головин тоже улыбнулся:

- Долго ж до вас добираться. Километров двести трясло на полуторке. Так замерз, чуть не сдох!

В госпитале он встретил старшего лейтенанта из своей части. Это было недели через две, когда Головин уже ходил с загипсованным плечом по всему зданию, щеголяя всеобщими и неизменными госпитальными знаками различия полотняными завязками у щиколотки.

В те дни у всех на языке было одно слово - Сталинград. В школьном вестибюле, служившем, когда прибывал транспорт, приемным покоем, один из выздоравливающих, встряхивая закрученной, как каракуль, шевелюрой, рассказывал о Сталинградской операции. Хоть с большим опозданием приходили газеты и еще целые годы отделяли то время, когда военные историки напишут много томов о великой победе на Волге, кудрявый уверенно говорил, что война пришла к своему поворотному пункту. Его увлекательную, горячую речь слушали со вниманием. Когда он кончил, к школьной карте Европейской части СССР подошел другой выздоравливающий, чтобы попытаться разобрать операцию с чисто военной точки зрения. Был он не очень высок, но строен и широк в плечах, гладко выбрит и казался подтянутым даже в длинном больничном халате, ловко подхваченном ремнем, как шинель. Прислонив к стене костыль, он обернулся к собравшимся:

- Донской фронт, товарищи, проходил здесь... - вдруг он схватил за руку того кудрявого, что говорил о поворотном пункте войны: - Сенька! Из моей части матрос!

Головин уже пробивался к Земскову.

После ужина Головин, Земсков и Литинский уселись втроем у окна за цинковым баком с прикованной, как барбос, жестяной кружкой. Земсков узнал от однополчанина много нового о своей части. И, надо сказать, новости эти не обрадовали его.

Головин рассказывал о начальнике политотдела подполковнике Дьякове:

- На передовой его не видели. Большей частью сидит Дьяков сычом в своем фургоне. Глаза сонные, соловые, чуть видать. Щеки серые, отвислые, как жабье брюхо. А в фургоне у него, говорят, пристроен бидончик прямо над койкой. Ну а в бидончике, наверно, не вода. За весь месяц Дьяков только раз выступал перед моряками. Скучно читал по бумажке, а потом неожиданно ушел и больше не появлялся. В дивизионе рассказывают о начальнике политотдела чуть ли не анекдоты. Валерка клялся и божился, будто произошел такой случай: ехал Дьяков на машине. Остановились. Шофер говорит: "Карбюратор забарахлил", а Дьяков ему: "Выкинь его к нечистой матери, раз барахлит, и поедем дальше". Как-то раз разведчики заблудились. Целые сутки болтались в горах, пока пришли в полк. Признаются: "Азимут потеряли". Дьяков давай их распекать - на это он мастер: "Да как вы смели такой ценный прибор потерять? Вычесть за него в 12,5-кратном размере!" Это он спутал азимут и буссоль - и то и другое - название угла. А то вдруг схватится наводить порядок. Валерка Косотруб шел на НП, как обычно, в бушлате. Комбинезон нес с собой под мышкой. Дьяков его приметил: "Снять черную форму! Размаскируете всю часть!" Валерка - объяснять, да куда там! Дьяков разбушевался, губы трясутся. Видно, и анекдотики до него дошли. Приказывает двоим солдатам из третьего дивизиона: "Снять с него морскую форму!"