Флаг родины: романы

Связь с федералистами при данных обстоятельствах была тяжким обвинением. И присутствующие заволновались. Но одного голословного заявления было все-таки мало, нужны были факты.

— Вы утверждаете, что я нахожусь в преступных сношениях с неприятелем? — переспросил Джемс Бербанк.

— Да, утверждаю, — ответил Тексар.

— Объяснитесь в таком случае точнее. Я этого требую.

— Извольте, — сказал Тексар. — Три недели тому назад из армии федералистов или, может быть, с эскадры Дюпона к Джемсу Бербанку послан был гонец. Его проследили от границы Флориды до Кэмдлес-Бея и от плантации обратно до границы. Станете ли вы это отрицать?

Речь, очевидно, шла о гонце, доставившем письмо от Джилберта. Шпионам Тексара удалось его выследить. Обвинение на этот раз основывалось на факте, и все с нетерпением ждали, что ответит Джемс Бербанк.

Но он не подумал запираться.

— Правда, ко мне в это время приходил человек, — сказал он. — Но человек этот вовсе не был гонцом из армии, он просто принес мне письмо от моего сына…

— От вашего сына! — вскричал Тексар. — А сын ваш служит в армии унионистов и, быть может, идет сейчас в первых рядах врагов, подступающих к границе Флориды!

Эти слова были сказаны с такою силой, что потрясли присутствующих. Джемс Бербанк признался уже, что получил письмо от сына. Если он подтвердит еще, что сын его служит в войсках федералистов, как сможет он оправдаться от обвинения в тайных сношениях с неприятелем?

— Желаете вы объяснить факты, касающиеся вашего сына? — спросил председатель.

— Нет, сударь, — решительно отвечал Джемс Бербанк, — не желаю. Насколько мне известно, ведь речь идет не о моем сыне, а обо мне. Меня обвиняют в сношениях с федералистской армией. Я это отрицаю и предлагаю моему обвинителю, действующему исключительно из личной вражды ко мне, представить доказательства.

— Он, значит, сознается, что его сын сражается в рядах федералистов! — вскричал Тексар.

— Мне не в чем сознаваться, решительно не в чем, — ответил Бербанк. — Это вам надлежит доказать свое обвинение.

— Хорошо же, — вскричал Тексар, — я берусь его доказать. Через несколько дней я добуду факты, которых от меня требуют, а раз они будут налицо…

— Раз они у вас будут, — перебил испанца судья, — мы немедленно приступим к их обсуждению. Пока же я положительно не вижу, в чем, собственно, можно обвинить Джемса Бербанка.

Своим решением судья доказал, что он человек честный и беспристрастный. Он был, конечно, прав по существу, но большинство присутствующих, враждебно настроенных против владельца Кэмдлес-Бея, не хотело этого признать. Сторонники Тексара громко роптали. Тексар это заметил и, оставив в покое молодого Бербанка, обрушился снова на его отца.

— Да, — повторил он, — я докажу несомненными фактами, что Джемс Бербанк находится в преступных сношениях с неприятелем, готовым вторгнуться в нашу страну. Но и помимо того, образ мыслей, которого Джемс Бербанк открыто держится, представляет общественную опасность. А потому от имени всех рабовладельцев Флориды, не желающих подчиняться игу Севера, я требую, чтобы Джемс Бербанк был взят под стражу…

— Да!.. Да!.. Арестовать его!.. — закричали сторонники Тексара, тогда как благожелательно настроенная часть публики тщетно пыталась протестовать против такого ни на чем не основанного требования.

Судья с большим трудом водворил спокойствие, и Джемс Бербанк возразил:

— Во имя права и справедливости я решительно протестую против произвола, на который толкают правосудие. Я никогда не скрывал, что я убежденный аболиционист. Но в нашей свободной стране существует свобода мнений. Закон не может покарать меня за то, что им не запрещается и что поэтому не является преступлением.

Послышались возгласы одобрения, на этот раз более дружные. Тогда Тексар, видя, что его стрелы не попадают в цель, бросил вдруг Джемсу Бербанку совершенно неожиданный вызов.

— Ну, что же, — сказал он, — если вы такой ярый противник рабовладения, — докажите это на деле: освободите своих невольников.

— Я так и сделаю, когда наступит благоприятный момент, — ответил Бербанк.

— А когда этот момент наступит? Не тогда ли, когда унионисты овладеют Флоридой? — подхватил Тексар. — Чтобы согласовать свои мнения с поступками, вы дожидаетесь солдат Шермана и матросов Дюпона, а без них не решаетесь! Что же! В этом сказывается ваше благоразумие и… трусость.

— Трусость? — с негодованием вскричал Джемс Бербанк, не догадываясь, что это просто ловушка.

— Да, трусость, — повторил Тексар. — Иначе как же объяснить, что вы думаете так, а поступаете по-иному? Право, можно подумать, что вы просто заигрываете с северянами, предусмотрительно стараетесь заручиться среди них популярностью. На деле же вы самый обыкновенный рабовладелец, не желающий поступаться своими выгодами, как и все мы грешные!

При этом оскорблении Джемс Бербанк гордо выпрямился и кинул на своего обвинителя взгляд, исполненный глубочайшего презрения. Куда девалась вся его сдержанность. Человек прямой и честный, он был задет за живое этим упреком в лицемерии.