Парень в берете свалился на постель.
Пение под гитару продолжалось. Аплодисменты кончились, кто-то заговорил.
— Скотина! Ты ведь шпик! В лошадях ты ничего не понимаешь! Только болтаешь попусту. Дерьмо!
Обливаясь потом,
Будто орудуя специальным инструментом,
Звук гитары оборвался.
Сразу вслед за этим поднялась суматоха.
Похищение
Где-то вдалеке послышался голос. «Хакидзаки-сан, Хакидзаки-сан!» — четко доносились слова. Хакидзаки Тацуо открыл глаза.
Хозяйка пансиона[24] стояла рядом с его постелью на коленях. Она была в хаори, накинутом поверх ночного халата. Плечи ее освещала электрическая лампочка, которую на ночь обычно выключали. Тацуо стал просыпаться.
— Хакидзаки-сан, Хакидзаки-са-ан!
Из-за спины хозяйки выглядывал Тамура Манкити.
— А, это ты? — Тацуо посмотрел на ручные часы, которые лежали у изголовья. Было начало четвертого утра.
— Крепко ты спишь!
Полноватый Тамура пристроился у постели. Лицо у него было красное, так что Тацуо подумал, уж не пьян ли он. Но оказалось, что это не так. Лоб у Тамура был в поту. Он сопел носом, как бывало всегда в минуты возбуждения.
— Само собой, я сплю. Зачем в такое время врываться в чужой дом!
Увидев, что Тацуо встает, хозяйка стала спускаться вниз.
— Ну что у тебя на этот раз?
— Произошло нечто чрезвычайное. Вот смотри-ка сюда. Сразу проснешься.
Тамура достал из кармана сложенную вчетверо газету, сам развернул ее и ткнул в нужное место указательным пальцем.
— Это утренний выпуск, который только печатается. Еще пахнет типографской краской. Да вот здесь, здесь!
Тацуо стал вглядываться. Над статьей в четыре столбца бросался в глаза заголовок, набранный крупными иероглифами: