Флагелляция в светской жизни

Внутри росло какое-то глухое и тяжелое чувство — и раздражение, и чуть ли не зависть к этим юным резвящимся девчонкам. Так я лежала и, наверное, заводила сама себя. И еще эта головная боль! Пока я ходила к этим девицам, я успела зажечь свет. Думала полежать, почитать; ни черта не читалось, конечно. И вдруг…

Мой взгляд упал на валяющиеся на кресле машкины прыгалки. По мне как будто прокатилась горячая волна. И из бессмысленно копившейся злости и раздражения вдруг отлилось четкое и яркое: «Выпороть мерзавок!»

Позже я удивлялась — как подействовала на меня эта мысль. Вместо усталости и раздражения я почувствовала прилив энергии. И неудержимого желания выплеснуть ее… Я встала и постаралась хоть немного успокоиться. Щеки пылали, я нервно ходила из угла в угол, как тигр по клетке. Нет, сил бороться с этим у меня решительно не было. Я схватила прыгалки.

Взяла, и тут же положила, как будто обожглась. Я еще пыталась бороться с обжегшим меня желанием. Но тщетно — меня то охватывал жар, то бросало в дрожь. Прыгалки лежали на полу, как свернувшаяся перед прыжком змея. Я опять подошла к ним, нагнулась. Я была как во сне, как под гипнозом, как будто кто-то действовал за меня: я подняла их и сложила вчетверо. Осмотрела резиновый шнур, погладила его, и вдруг хлестнула себя по ноге. От резкой боли я закусила губу, чтобы не вскрикнуть. Но боль немножко меня успокоила. Я подошла к зеркалу, оглядела себя, и решительно пошла к двери.

Хотя я и резко отворила дверь, но до того, как я вошла, девчонки успели попрыгать по постелям и с головой накрыться одеялами, так что я даже и не знала, которая где. Но это мне и не было важно. Еле сдерживая свой порыв я подошла к той кровати, где должна была спать Света и потянула одеяло. Лежащая в постели девчонка не пускала его, и хихикая, натягивала на лицо, чтобы не быть узнанной. Так что одеяло само собой сдернулось снизу, открыв ноги, и заголившуюся из-за того, что во время этой возни ночная рубашка довольно высоко задралась, попку. Очень хорошо! Я и не стала бороться, пытаясь узнать, кто передо мной. Наоборот, я завернула одеяло, и даже подоткнула его, чтобы шалунья не могла сопротивляться, повыше задрала рубашку. Пару секунд я любовалась обнаженным телом девочки. За две летних недели она уже успела загореть, и белый треугольник от трусов очень мило смотрелся на машиной — я уже поняла, кто мне попался — тугой попе.

И тут я сильно, резко вытянула по этой бесстыдной заднице прыгалками. Для Маши это было полнейшей неожиданностью. От удара она взвилась чуть не до потолка, мой толчок бросил ее обратно, от неожиданности она не смогла даже заорать, и отчаянный вопль раздался только после того, как прыгалки опустились на нее вторично. Оправившись от шока девчонка начала отчаянно барахтаться, пытаясь выбраться из-под одеяла. В конце концов я не смогла ее удерживать и, вопя и отбиваясь она скатилась на пол.

— Тетя Галя!!! — взмолилась она, — что вы…

— Что я? — почти спокойно парировала я, — я секу непослушную девчонку.

— Тетя Галя, н-не надо… Я…

— Почему же не надо? — Я поддерживала этот невразумительный и, конечно же, совершенно бесполезный разговор, потому что мне самой требовалась передышка.

— Но я же не Ваша дочка?! Вы… Вы не имеете права!..

А вот это она уже зря сказала. Заявление о правах как будто подстегнуло меня.

— Ты не бойся, Светке, — тут я взглянула на дочку, которая с круглыми от страха и удивления глазами, следила за происходящим, — Светке тоже достанется. Но хулиганили-то обе, не могу же я пороть только ее?!

Тут я схватила непослушную девчонку за волосы, задрала свою ночнушку, сунула Машку головой между ног и крепко зажала. От прикосновения разгоряченных щек девочки к нежной коже моих ляжек меня пронзило чувственно-острое наслаждение, подобное глотку ледяной воды в жаркий день.

Я задрала на Маше рубашку, и опять принялась ее сечь. Правда, увидев какие рубцы остались от первых ударов, я старалась умерить свой пыл. Но девчонка, похоже не оценила этого. Она задергалась, пытаясь вырваться, потом присела, надеясь таким образом спрятать свою задницу от прыгалок. Я просунула руку снизу, и обняв ее под живот, приподняла. Продолжая ее лупить, я получала теперь двойное удовольствие, ощущая своим телом каждый ее рывок, каждую судорогу боли. Я с упоением стегала ее исполосованный, вихляющийся зад, что-то приговаривая:

— Права тебе?! Вот тебе права!!! Будешь еще хулиганить? Слушаться будешь, а?!!

Машка попробовала было прикрыть попу рукой, но получив прыгалками по руке, тут же отказалась от этой затеи. По видимому, удар по руке оказался куда более болезненным.

Все, девчонка сдалась. Уже не вырываясь, она и не помышляла о сопротивлении, и только в паузах между ударами, пыталась невразумительно молить о пощаде:

— Буду слушаться!! Не надо больше! Миленькая! Не буду!!