Флай (СИ)

Елене всунули в руки её карточку, она в последний раз оглянулась на далекие лица и помахала рукой, надеясь, что отец и мать её увидят. А потом ступила на убегающую в неизвестное будущее дорожку эскалатора.

***

Патрик метался по своей каюте, пытаясь привести в порядок мысли. Как? Как могло случиться так, что Елена, его Елена, всегда такая правильная и принципиальная, так низко пала?! Прошло всего несколько дней с момента отлета, а она изменилась просто до неузнаваемости! Он схватил со своей полки фотографию в рамочке, вгляделся в улыбающееся на ней лицо, а потом в сердцах швырнул снимок на пол. Перед глазами всплыло то же лицо с глумливой усмешкой на губах, среди зарослей оранжерейного винограда. А Алекс! Тоже, друг называется!

- Убью! Убью подлеца! Обоих убью! - Патрик ринулся из каюты. Пластиковая рамочка, жалобно скрипнув под каблуком его ботинка, смялась.

Он бежал по переходам, перепрыгивая через невысокие порожки отсековых люков и наталкиваясь на встречных людей, к оранжерее. Громадный отсек, состоящий из нескольких боксов, встретил его едва слышным жужжанием вентиляторов. Рабочий день здесь уже закончился. Патрик пошел вдоль рядов ярких цветов, названий которых он даже не знал.

- Елена! – его голос приглушенно прозвучал во влажной, пахнущей землей и удобрениями, духоте. – Елена!

Ответа не последовало. Он обошел всю оранжерею, и только в последнем боксе наткнулся на человека,сидящего у пульта с книгой в руках.

- А где Воронова? Елена? Здравствуйте, - Патрик смешался.

- Ленок то? Уже ушла к себе. Если поспешишь, будешь вторым на сегодня, - и человек, посмеявшись, снова уткнулся в книгу.

Патрика опять затрясло. Замутило от тона, которым были произнесены эти слова, и от взгляда, которым одарил его дежурный. «Ленок»?! Раньше она никогда, никому, даже ему, не позволяла так себя называть! Что случилось, в конце-то концов?

Он развернулся, и поплелся прочь. Но, не дойдя до выхода, сел под деревцем, росшим в специальной кадке, и задумался. Чем больше он размышлял, тем нелепее и абсурднее казалось ему все происходящее.

Елена сильно изменилась. Настолько, что он перестал понимать её совершенно.

Люди на корабле были, словно неживые. Даже сейчас, пока Патрик бежал по коридорам, ни один из тех, кого он толкнул, ни единым словом не упрекнул его.

Разговоры в столовой, в клубах, в библиотеке ограничивались лишь корабельными темами. Ни намека на прошлую жизнь! Ни слова об оставшихся на Земле родных! И одни и те же разговоры у совершенно разных людей! Создавалось ощущение, что его окружают запрограммированные куклы. Он сам разрабатывал похожие модели поведения для виртуальных миров, когда работал в ИСИТ.

Патрик, дернувшись от внезапной мысли, ударился затылком о край кадки. Боль показалась какой-то слабой, нереальной.

Запрограммированные… программа… реальность… модель… виртуальный мир… Отец?!? Патрику стало невыносимо жарко. Он, задыхаясь, рванул вниз молнию на куртке и распахнул ворот рубашки. Левая половина груди отозвалась слабой, щемящей, но вполне реальной болью.

Это сразу же было отражено на одном из экранов в лаборатории. Плавная кривая резко скакнула, высветившись тревожными зигзагами. Один из дежуривших в медблоке лаборантов обеспокоенно кивнул другому.

- Сообщи профессору, что наблюдаются изменения в показаниях кардиоприборов.

Патрик поднялся и медленно побрел в свою каюту. «Отец, как ты мог? Зачем? Сколько я уже здесь? Неделю? Месяц? Год? В какой момент кончилась реальность и началась эта ложь? А Елена? Настоящая? Та, которую люблю… любил? Нет, люблю. Что с ней? Знает ли она, что со мной произошло? И на Земле ли она еще? Нет, конечно, нет. Она сейчас свободная, счастливая, летит в сверкающей звездными огнями бесконечности. Она летит, улетает от меня к новой жизни, к новому настоящему, к будущему. Отнял. Все отнял. Украл. Так кто из нас эгоист?!».

Патрик с размаху ударил кулаком в ребристую стену. На костяшках выступила кровь. Он слизнул её, безвкусную, и, подчиняясь усилию его воли, царапины прямо на глазах затянулись, зажили. Патрик расхохотался. Так смеются те, кто знает, что уже обречен. А потом всхлипнул. Вновь возникшая в груди боль, уже более сильная, перекрыла дыхание, бросила его на гладкий пол, заставила согнуться в три погибели.

- Профессор Д’Орней! Да, показания резко изменились. Что? Хорошо, профессор. Ланс, готовь инъекцию! Три к одному, восемь кубиков. Интервал две минуты. Сердечный ритм? Готовь еще одну!

«Хм, стало легче. Видимо, вкололи что-то. Жить. Заставил. А надо ли? Теперь?».

Патрик, цепляясь за выступы в стене, поднялся. Вздохнул. Боли не было. Выпрямившись, он решительно направился к лифту.