Фламандская доска

— Поначалу не имело почти никакого, — признал антиквар. — Я всего лишь хотел получить от него достаточно простую историческую информацию. И, как я уже сказал, собирался хорошо заплатить за нее. Но все осложнилось, когда и ты решила обратиться к нему… В принципе, в этом не было ничего страшного. Но Альваро, в порыве профессионального благоразумия, достойного всяческих похвал, ни словом не обмолвился тебе о моем интересе к фламандской доске, поскольку я потребовал держать все в строжайшей тайне…

— И ему не показалось странным, что ты занялся этой картиной за моей спиной?

— Нет, абсолютно. А если и да, то вслух он ничего об этом не говорил. Может быть, он подумал, что я хочу преподнести тебе сюрприз, сообщив неизвестные данные… А может — что я собираюсь обойти тебя. — Сесар несколько мгновений с серьезным видом размышлял над этим вариантом. — Вот сейчас, когда я хорошенько подумал… честное слово, за одно это стоило его убить.

— Он пытался предостеречь меня. Он сказал: что-то в последнее время ван Гюйс вошел в моду

— Подлец до конца, — безапелляционно заключил Сесар. — Этим ничего не значащим предупреждением он вроде бы выполнял свой джентльменский долг по отношению к тебе, но оставался чист и по отношению ко мне. Он всем делал хорошо, получал свои денежки, а кроме того, еще и оставлял двери открытыми на случай, если захотелось бы воскресить в памяти нежные сцены из прошлого… — Он поднял бровь, сопроводив это движение коротким смешком. — Но я ведь рассказывал тебе, что произошло между мной и Альваро. — Он заглянул в свой стакан. — Через два дня после моего визита к нему ты сказала, что на картине имеется скрытая надпись. Я постарался ничем не выдать себя, но на самом деле это сообщение подействовало на меня, как удар тока: оно подтверждало то, что уже подсказала мне интуиция. С фламандской доской действительно связана какая-то тайна… А еще я тут же понял, что это означает большие деньги, поскольку цена на ван Гюйса наверняка взлетит до небес, и, насколько помнится, так я тебе и сказал. Это, вместе с историей картины и ее персонажей, открывало перспективы, которые в тот момент показались мне чудесными: мы с тобой вместе займемся исследованием, углубимся в эту загадку, будем искать решение… Это было бы как в прежние времена, понимаешь? Поиски сокровища, но на сей раз сокровища реального, настоящего. Ты, Хулия, стала бы знаменитостью. Твое имя появилось бы в специализированных изданиях, в книгах по искусству. Я… Ради одного того, что я сейчас перечислил, уже стоило бы заняться этим делом. Но, кроме того, для меня погружение в эту игру означало… не знаю, как тебе объяснить, это сложно… означало некий вызов — личного порядка. В одном могу тебя уверить: амбиции здесь ни при чем. Ты веришь мне?

— Верю.

— Я рад. Потому что лишь при этом условии ты сможешь понять то, что случилось потом. — Сесар позвенел льдом в стакане, и этот звук как будто помог ему выстроить свои воспоминания в нужном порядке. — Когда ты ушла, я позвонил Альваро, и мы договорились, что я заеду к нему около полудня. Я поехал — без каких бы то ни было плохих намерений. Должен сознаться, что я весь дрожал, но это только от возбуждения. Альваро рассказал мне то, что ему удалось выяснить. Я с удовольствием убедился, что ему ничего не известно о существовании скрытой надписи, а уж сам, естественно, не стал вводить его в курс дела. Все шло прекрасно до тех пор, пока он не заговорил о тебе. И вот тут-то, принцесса, все резко изменилось…

— В каком смысле?

— Во всех.

— Я имею в виду — что сказал обо мне Альваро?

Сесар поерзал в кресле, делая вид, что ему вдруг стало неудобно сидеть, и ответил — не сразу, нехотя:

— Твой визит произвел на него весьма сильное впечатление… Или, по крайней мере, он дал мне это понять. И я понял, что ты опасным образом разбередила прежние чувства и что Альваро был бы совсем не против, если бы все вернулось на круги своя. — Он нахмурился, помолчал. — Должен признать, Хулия, все это взбесило меня до такой степени, ты не можешь себе представить. Альваро испортил два года твоей жизни, а мне приходилось сидеть и слушать, как он нагло строит планы снова ворваться в нее… Я прямо сказал ему, чтобы он оставил тебя в покое. Он посмотрел на меня, как на старого нахального педераста, сующего свой нос туда, куда не следует. Мы начали ругаться. Не буду вдаваться в подробности — скажу только, что все это было крайне неприятно. Он обвинил меня в том, что я лезу не в свое дело.

— И он был прав.

— Нет. Ты — это мое дело. Ты — самое важное мое дело на этом свете.

— Не говори глупостей. Я никогда не вернулась бы к Альваро.