Фламандская петля

– Не украл! – запальчиво возразил Митрич, по-бабьи взвизгнув. – Свое забрал!

– Понятно. Ты скажи, в лодке ничего не было, когда ты ее из реки вытаскивал?

– Ничего. Весла да полки.

Дима вздохнул.

– Собирайся.

– Куда? Я же все сказал! Моя она! – покачнулся старик.

– Место покажешь, где ее нашел.

– Когда точно это произошло? – спросил майор.

– Да не помню! Тут столько всего было… В ночь суетился народ, поиски-шмоиски, спать – не уснул, так с утра и пошел порыбачить…

Дима и Шонкин переглянулись.

«Интересно, он подумал о том же, о чем и я?» – мелькнуло у лейтенанта в голове.

– А как же лодка? – внезапно спросил Митрич.

– Это не лодка, гражданин Велейкин, а вещественное доказательство. Лодку мы у вас изымаем, – строго сказал майор и повернулся к виновнице переполоха, занимающей весь подход к подъезду. – Сдуть бы ее надо…

* * *

Спал Дима плохо. Проснулся посреди ночи – в глаза как песка сыпанули, а сон не идет. «Получается, – завелась шарманка бесконечных мыслей, – что Ника Бойко перед смертью все-таки пересекла мост и попала на эту сторону. Здесь ее преступник убил и на лодке отвез в лес. Потом вернулся и лодку у берега порезал, решив затопить». Что у него пошло не так, Дима не знал, но лодка не затонула полностью, и ее обнаружил Митрич, а потом и Ильинский. Вспомнив толстяка, Дима хмыкнул: «Вот же жучара!» Все разузнал – и что за модель, и сколько стоит… Пытался соврать, что купил у приятеля, потому и чека нет, до последнего выкручивался, пока майору не надоело… Даже мотор успел приобрести, в район не поленился съездить девятого числа, на следующий день после того, как Нику нашли.

«Может быть, убийца торопился? Или было темно? – думал лейтенант. – Нет, вряд ли совсем темно. Как бы он в темноте управился? А как он вообще со всем управился? Откуда взялась эта лодка? Где и кто убил Нику?» Вопросы роились в гудящей Диминой голове, как злые пчелы, но ответов на них не было. Измученный, он смог уснуть только под утро.

Глава 10 Ошибки и их последствия

Много дружеских связей расторгнуто, много домов обращено в развалины доверием к клевете».

Лукиан Самосатский

Роман Поклонников вышел из автобуса, не доезжая до Панелек. В сумерках дома на плоской вершине холма походили на речные теплоходы – длинные цепочки огней плыли над вечерним туманом в низине. Роман ссутулился, засунув сжатые кулаки в карманы джинсов, сошел с дороги и начал подъем на холм через заросли спутанной, высохшей на жаре травы прямиком к своему дому. Идти по асфальтированному проезду, а потом через двор на глазах у соседей не хотелось. Чем ближе он подходил к Панелькам, тем медленнее шел и сильнее стучало сердце.

Утром его вывели из камеры, вернули ремень, триста сорок рублей и разряженный телефон. «Свободен» – вот и все, что он услышал от мрачного старлея. Волна облегчения накрыла Романа с головой, от внезапной слабости подкосились ноги. Он смог только кивнуть и устремился к выходу. Ярость пришла позже – перед ним даже не извинились! А еще позже, в автобусе, ползущем прочь от города в сторону районного центра, Романа догнал страх. Именно он заставил физрука пробираться к родному дому с тыла, как вора, как преступника…

«Что теперь будет? – думал Роман. – Здесь не родной Красноярск и даже не райцентр. Это Малинники, где и бродячей собаки не найдешь – каждая имеет хозяина. И все знают всех в лицо». И каждый житель поселка теперь считает, что именно он, Роман, преподаватель физкультуры в средней школе, изнасиловал и убил свою ученицу и соседку Нику Бойко! Его отпустили, но для поселковых это не будет значить ровным счетом ничего… А как же Света? Что она думает о нем теперь? Роман не сомневался, что жене уже известно о его связи с Виолеттой.

При мысли о том, что через пару минут встретится с ней, Роман запнулся и остановился под самыми окнами своего дома. Сердце сильно билось, прогоняя кровь упругими толчками, и она пульсировала в висках и в кончиках пальцев. Он понял, что боится повернуть за угол и войти во двор, к освещенному входу в подъезд, где его непременно увидит кто-нибудь из соседей, а может быть, и Лидия Семеновна… «Боже! Помоги мне!» – пробормотал никогда не веривший в Бога Роман и сделал первый шаг.

Ну конечно! Она стояла на лестничной площадке, скрестив на необъятной груди полные руки, слегка расставив ноги-тумбы. В призрачном свете засиженной мухами лампочки Лидия Семеновна показалась Роману чудовищем, женским воплощением Франкенштейна. На мертвом сером лице женщины жили только глаза. Тяжело дыша и не моргая, она уставилась на застывшего посреди лестничного пролета Романа. Никогда раньше – ни в армии, когда в полной выкладке едва не утонул в болоте, ни в горах, когда сорвался в первый раз и болтался на страховке, не в силах найти опору для рук и ног, – он не испытывал такого ужаса.

«Пипец», – промелькнуло в голове, и это была последняя мысль перед тем, как соседка заговорила:

– Отпустили?