Фламандские легенды

— Ай, того и гляди, милостивый господь и нечестивый станут биться за нас, горемычных, и останется от нас мокрое место, ох-ох-ох! — застонал Ганс.

— Слушай, — молвил Бласкак, — пойдем-ка прямиком к добрым отцам и расскажем им все безо всякого вранья.

— Ох-ох! нас сожгут, кум, сожгут без промедления.

— Я думаю, у нас есть способ вывернуться из беды.

— Нет такого способа, мой друг, нет такого способа, и нас сожгут! Я уже чувствую, как меня поджаривают и слева и справа.

— А я нашел такой способ, — сказал Бласкак.

— Нет такого способа, мой друг, нет никакого способа, и нам остается лишь уповать на милосердие добрых отцов. А ты не видишь, не идет ли сюда кто с сумою?

— Не вижу.

— Если увидишь, надо будет отдать ему всю нашу колбасу, — а благодарственную молитву мы прочитали? — и весь хлеб, что у нас с собой. И почтительнейше пригласить его в дом сначала откушать жареного барашка, а потом вволю запить его старым вином. У меня вина совсем немного, но я ничего не пожалею, поставлю на стол все, что у меня есть. Ты не видишь, не идет ли кто сюда с сумою?

— Не вижу, — сказал Бласкак, — но насторожи свои заячьи уши! Я дам тебе хороший совет, я добра желаю тебе, плакса! Мы должны послушаться совета кухмистера наполовину, только наполовину, понятно тебе? Выставить напоказ эту статую в зале для гостей было бы дерзким идолопоклонством.

— Ах-ах! Черт побери, да ты прав!

— Так вот, мы поместим статую в нишу, закроем ее со всех сторон и проделаем наверху лишь дырочку, чтобы можно было дышать; в нишу мы поставим бочонок пива и попросим дьявола не слишком уж налегать на него. Таким образом он будет все равно находиться в большой трактирной зале и, конечно, станет вести себя смирно: ведь он сможет услаждаться песнями пьяниц, звяканьем кружек и звоном бутылок.

— Нет, — ответил Ганс, — нет, мы должны во всем послушаться кухмистера, он лучше нашего понимает в дьяволах; а дьявола надо постараться, как следует ублажить в меру наших скромных достатков. Но все-таки, я думаю, нас с тобой сожгут когда-нибудь, ох-ох!

Глава шестая

О том, что не бывает сердобольных дьяволов, и о злой шутке, которую дьявол сыграл с бедными женами гуляк.

Придя в «Охотничий рог», два друга вытащили из подвала толстощекого дьявола и с великим почтением водрузили его на высокий ларь в зале для гостей.

Назавтра к Питеру Гансу явились почти все мужчины Уккле: они собрались по случаю того, что в этот день были проданы с публичных торгов две отлично откормленные лошади покойного общинного старшины Якоба Налтьенса. Сын его не захотел их держать, говоря, что хороший хозяин и пешком не отстанет.

Укклейцы во все глаза глядели на толстощекого малыша, сидящего на ларе, и очень развеселились, когда Бласкак объявил им, что его зовут господином Толстая морда и посему надлежит немедленно учредить в его честь смеха ради потешное братство.

Все охотно согласились и сообща порешили, что не бывать в этом братстве тому, кто не успеет при посвящении выпить двадцать четыре громадных кружки пива, пока не влепят двенадцать ударов по брюху самому толстопузому из всей честной компании.

Каждый вечер они собирались в «Охотничьем роге» и пили там вдосталь, уж можете поверить.

Самое удивительное, что, несмотря на это, они день-деньской усердно трудились, всяк на своем месте: кто в мастерской, кто в поле, и все были ими довольны. Только не женщины: ибо, не обращая на них ни малейшего внимания, все мужья и женихи отправлялись под вечер в «Охотничий рог» и оставались там, покуда в Уккле не тушили огни.

Когда же такой гуляка возвращался в свой дом, он не бил жену, как иные пьяницы, но без дальних слов заваливался рядом с ней в постель и тотчас засыпал мертвым сном, выделывая носом такие фиоритуры, какие впору выводить только круглому рылу — мессиру Борову.

Напрасно бедняжка жена пинала, щекотала и окликала спящего мужа, чтобы он рассказал ей сказочку повеселее: с таким же успехом она могла бы черпать решетом воду.

Мужья просыпались лишь с пением петухов и бывали с утра до того сердиты и ворчливы, что ни одна жена (я говорю о тех, что не засыпали от усталости) не смела вымолвить ни словечка, даже в час трапезы. И виною всему были злокозненные чары толстощекого дьявола. Все женщины впали в глубокую печаль и говорили друг дружке, что если так пойдет и дальше, то угаснет порода укклейцев, а это было бы очень прискорбно.

Глава седьмая

О великом женском вече.

Так вот женщины между собой порешили спасти общину и, дабы преуспеть в этом деле, собрались, пока их мужья бражничали у Питера Ганса, в доме госпожи Зиске — рослой толстухи с зычным голосом и щетиною на подбородке, вдовы пяти или семи мужей — точно не скажу, сколько их было: боюсь как бы не соврать.

Из презрения к своим мужьям-пьяницам женщины тут утоляли жажду только чистой колодезной водой.