— Друзья, — сказал он, — если вы все еще дышите божьим воздухом, благодарите за это ваших отважных жен и дочерей! А теперь вы должны дать обещание и поклясться, что впредь не будете пить — разве что только с их позволения.
— Полегче, дядюшка Бредаль, — возразил один из толпы. — Никогда выпивка не вгоняет в такой мертвый сон. Уж я-то в этом деле мастак: всю жизнь выпивал, собираюсь продолжать и дальше в свое удовольствие. Но я подозреваю другое: здесь не иначе, как замешан сам дьявол и его злые чары. А ну-ка подойди сюда, Питер Ганс, подойди, мы с тобой немного потолкуем, и если тебе что-нибудь известно, ты нам объяснишь все это дело!
— Ах-ах, — залепетал Питер Ганс, тряся головой и лязгая зубами (бедняга изрядно струхнул), — ах-ах, я ничего не знаю, дорогие друзья!
— Враки! — ответил тот, — ты все знаешь, ведь я вижу, как голова у тебя трясется и зуб на зуб не попадает.
Тут перед Питером Гансом внезапно оказался настоятель Классенс:
— Ты дурной христианин, — сказал он, — я отлично понял: ты был в сношениях с дьяволом на погубу всем этим честным людям. Покайся смиренно в своем грехе, и, может быть, мы помилуем тебя, но если ты будешь запираться, вариться тебе в наказание в кипящем масле!
— Ах, — заплакал Питер Ганс, — я давно предсказывал, что буду вариться в масле, боже милосердный! Бласкак, где же ты, куманек? Дай мне совет, ах-ах!
Но Бласкак, испугавшись священника, уже улизнул.
— Вот, — сказал Питер Ганс, — видите, какой он предатель, он покинул меня в беде!
— Говори! — потребовал Классенс.
— Хорошо, ваше преподобие, — сказал Питер Ганс, заливаясь слезами, — я вам все расскажу без утайки.
— Ваше преподобие, — добавил он, закончив свой рассказ, — если вы меня не очень строго накажете, я из моих скудных грошей ежегодно буду делать свой вклад в церковь. Я истинный христианин, уверяю вас, и никакой не еретик. Примите во внимание и то, что мне нужно порядочно времени, чтобы как следует покаяться прежде, чем умереть. Но не бросайте меня в кипящее масло, молю вас!
— Мы еще посмотрим, — ответил настоятель, — а теперь веди нас в то место, где находится этот дьявол!
Когда они проходили мимо церкви, Классенс вошел туда и набрал святой воды, а потом мужчины, женщины и дети — вся община двинулась в «Охотничий рог».
Настоятель пожелал увидеть того, кто наслал порчу на стольких добрых людей, и Питер Ганс покорно указал на улыбающегося толстощекого мальчугана, в руках у которого был жезл, украшенный виноградными гроздьями и листьями, и женщины все до единой нашли, что для дьявола он слишком красив.
Священник сотворил крестное знамение, погрузив пальцы в святую воду, омочил ею лоб, живот и грудь статуи, и она — так велико могущество божие — тотчас рассыпалась в прах, и послышался жалобный голос: «Oi moi, б phos tethneka!»
И священник пояснил слова дьявола, которые на греческом языке означали: «Горе мне, о ясный свет, я умираю!»
Тем временем община отрядила к герцогу двух почтенных жителей Уккле с поручением надлежащим образом уведомить достойного государя о происшедшем. Они его встретили, когда он был уже на пути в Уккле, ибо, узнав от лазутчиков о замысле Железного клыка, которого тот и не скрывал, герцог тотчас отправился в погоню за ним с хорошо вооруженным отрядом всадников.
Жители Уккле, завидев герцога, бросились перед ним на колени, но добрый государь не допустил этого и велел им подняться и пойти с ним рядом.
Вдруг все увидали место, где была разбита шайка разбойников. Глядя на трупы, валявшиеся на земле, восхищенный герцог остановился в изумлении.
— Кто же, — спросил он, — предал смерти этих лиходеев?
— Наши жены, — ответил один из жителей Уккле.
— Что это еще за басни! — воскликнул герцог, нахмурившись.
— Упаси боже, государь, — прибавил другой, — я вам все расскажу, — что он и сделал.
— Вот как! — подивился герцог, — кто бы мог такое подумать об этих женщинах? Я желаю вознаградить их.
Сказав это, он велел поднять с земли и подать ему шлем Железного клыка, долгое время потом находившийся среди оружия монсеньора Карла, который наказывал его тщательно хранить.
Вступив в Уккле, добрый герцог увидел направляющуюся ему навстречу большую толпу и среди нее человека, который жалобно голосил:
— Господин кюре, господин кюре, не бросайте меня в кипящее масло!
На что тот отвечал:
— Мы еще посмотрим!
— Что это за шум? — спросил герцог.
Тут Питер Ганс, завидев его, подбежал к нему и, обняв ноги его коня, закричал:
— Государь, не допустите, чтобы меня сварили в кипящем масле!
— А почему, — спросил герцог, — должны сварить в масле одного из моих добрых подданных?