Flashmob! Государь всея Сети

И ни слова о ресурсе Фельдмана. Я был удивлен. Ну что ж, значит, Кирилл раздумывает. Я не стал его торопить.

Между тем Даша вдруг объявила, что народный художник Гурьян Козловичев наконец пожелал нас принять. Просьба об аудиенции была направлена Гурьяну сразу же по приезде в Козлов, но до Рождества он постился, а разговевшись, сразу ушел в запой, который, с Божьей помощью, окончился на Крещенье.

Это у него было четко заведено, как объяснила Даша. Три больших поста – Рождественский, Великий и Успенский – и соответствующие им запои под теми же названиями. В остальное время Гурьян не пил, а писал картины и разводил пчёл.

Вообще, по рассказам Даши, это был довольно занятный тип. Лет ему было за пятьдесят, он нигде и никогда не работал и не учился, а лишь писал картины, которые отдавал людям бесплатно. У него была чёткая концепция творчества: он дарит народу полотна, а народ дарит ему всё, что нужно для их создания, – прежде всего, пищу, одежду, кисти, краски и холсты, ну и всё остальное, что вздумают ему подарить. Книги, мебель, кошку, собаку, попугая… Что оказывалось лишним, он дарил другим.

Денег не брал принципиально.

Телевизоры и всякую технику тут же дарил или выбрасывал с балкона. Мастерская была в мансарде и имела огромную террасу, выходящую на площадь. На ней Гурьян держал пасеку, отсюда же обращался к народу и выкидывал богомерзкие предметы.

Во время запоев народ поставлял водку в больших количествах. Говорили торжественно «Гурьян Евсеич пьёт». Впрочем, пил он совершенно безобидно, но глухо, по-чёрному. После запоя снова постился три дня и причащался.

Со временем беспорядочные поставки даров Гурьяну были систематизированы по территориальному признаку. Был составлен график – какая улица, какой дом и в какой период приносит подношения Козловичеву. Следила за этим ключница Катерина, нестарая ещё женщина, жившая с Козловичевым в его мастерской, в маленькой светёлке. Мастерскую Козловичеву выделил горсовет ещё в семидесятые годы.

Выслушав эту информацию, мы стали собираться и раздумывать, что бы нам поднести народному художнику. Ну, кефир там или пельмени – это понятно, но сувенир? Эксклюзивный памятный подарок?

– Да подарим ему нашу звонницу! – вдруг предложил Васюта. – Все равно эти козлы не дадут нам её здесь установить.

Предложение показалось разумным, поэтому в незначенный час мы подъехали к дому, где располагалась мастерская, и Васюта, подобно Христу, поволок деревянный крест наверх по лестнице.

Дом был невысокий, четырехэтажный с четырьмя подъездами. Мансарда с террасой простирались над последним этажом по всей площади дома. По существу, терраса была плоской частью крыши, огороженной невысокой каменной балюстрадой, а мансарда пряталась под частично застекленной двускатной крышей. Эта стеклянная крыша была с подогревом, чтобы на ней не скапливался снег и не мешал свету. Поэтому по карнизам с обоих боков крыши висели живописные бороды сосулек, а сама она сияла на солнце, чисто вымытая.

Нам открыла ключница Катерина, дородная женщина лет сорока в сарафане и кокошнике. Она вопросительно посмотрела на нас.

– Назначено, – торопливо сказала Даша.