Флавиан. Армагеддон

А сколько миллионов христиан, благочестивых российских жителей, от Крещения Руси до наших дней так и ушли в Вечность, не повидав Святой Земли, Горы Афонской, не приложившись ни к Терновому Венцу здесь в Париже, ни к Дарам Волхвов в Агиу Павлу, не приклонив колена в Кувуклии Гроба Господня в Иерусалиме!

И, думаю я, многие из них достигли святости столь дивной, что большинству нынешних паломников, объехавших благодаря деньгам и самолётам все мирового значения святыни, до их высоты духа и не дорасти!

Да вспомни хоть Марию Египетскую или святых мучеников Вонифатия и Фотинию! Каковы мы и где они?

Так что прикладывайся, Лёша, к этому Терновому Венцу как подлинному Венцу Христову, и так же благоговейно делай это у нас в Покровском, когда целуешь тот венец, который ты привёз из Иерусалима, из арабской сувенирной лавки, и который мы освятили на Страстной Седмице в Великий Пяток!

Помни слова Спасителя: «Безумные и слепые! что больше: дар или жертвенник, освящающий дар?» (Матф. 23:19). Соответственно: что больше — прутья с колючками или благодать Духа Святого, освятившая их на страждущей главе Мессии и освящающая до сего дня каждую икону и каждую церковную святыню!

Вот, как-то так…

— Спаси тебя Христос, отче! — я поцеловал его плечо в выцветшем подряснике. — Я понял! Кажется, уже народ пошёл прикладываться…

— Пошли! — Флавиан тяжело поднялся со стула и похромал в сторону алтаря.

Мы подошли в конце очереди благоговейных поклонников и любопытных туристов — первые из них, осенив себя на католический манер крестным знамением, лобызали стеклянную капсулу, обвитую золотым ажуром, внутри которой в оставленном в нижней части окошке были видны прутья терния; вторые, остановившись на мгновенье и поглазев на достопримечательность, проходили дальше.

Должен заметить, что верующих католиков было много; некоторые были в монашеской одежде разного вида — вероятно, из разных монашеских общин; немалое число составляли и паломники из Африки и Латинской Америки, из стран, где Католическая Церковь традиционно распространена и имеет значительную паству.

Мы с Флавианом подошли, перекрестились, поцеловали Венец и отошли, молясь про себя каждый о своём.

Я молился о Флавиане, чтобы Господь дал ему сил нести крест пастырский с той же самоотдачей и любовью, с какими он это делал всю свою священническую жизнь.

И чтобы его болезни доставляли ему меньше проблем с исполнением его духовнической и молитвенной работы, ибо потеря «трудоспособности» была для него самым ужасным испытанием.

О чём молился Флавиан, не знаю…

***

Выйдя из Нотр-Дам де Пари, мы с батюшкой:

1. Прошлись по Латинскому кварталу.

2. Нашли (нашёл, конечно, я — Флавиан сильно не спорил) вполне приличный общепит, где готовят рыбные и морепродуктовые блюда, что-то вполне приличное там съели. Что именно, уже не помню, но впечатление-послевкусие сохранилось позитивное (готовить французы всё ещё не разучились!).

3. Посмотрели на Сорбонну.

4. Прошлись по набережной вдоль книжных развалов, где я купил у сувенирщиков несколько металлических маленьких копий Эйфелевой башни для подарков.

5. Таки провёз я Флавиана на застеклённом пароме-катере-боте-речном трамвайчике (так и не понял, как это судно правильно называть) по Сене! Слушали в индивидуальных аудиогидах на русском информацию о достопримечательностях, мимо которых проплывали. Если честно — ожидал от этой экскурсии большего…

6. По другой стороне набережной дошли до Площади Согласия и оттуда по Елисейским Полям до Триумфальной Арки.

7. От Триумфальной Арки я взял такси и отвёз Флавиана в отель, так как (он, конечно, порывался ножками топать!) вид у него после такой пешей прогулки за день был совсем «не фонтан»!

8. В отеле я напоил его чаем (настоящим, от Лао Ди, возимом мною в особом саквояжике!) и всеми вечерними лекарствами и уложил спать. Он заснул сразу как убитый!

9. А вот меня хватанула такая бессонница (очевидно, на нервной почве), что я, промаявшись часа полтора в кровати, встал, надел тапки и прямо в пижаме уселся в кресло у окна с большими афонскими чётками. Отрубился я всё-таки прямо в кресле, при первых лучах восходящего над Парижем солнца.

Париж увидел. Умереть не захотелось…

Глава 12 ПО ЕВРОПАМ. БЕРЛИН

— Так можно фотографировать в музее или нет? — мой вопрос на английском поставил в тупик пожилую немецкую смотрительницу Археологического музея в Берлине.

— Можно, но только не использовать вспышку! — перевёл, наконец, Флавиан с её немецкого.

— О'кей! Филь данке, фрау! — раскланялся я с этой почтенной дамой и вытащил из сумки «друга Марка».

***

На Музейный Остров в Берлине мы попали почти случайно, если, конечно, забыть слова Блеза Паскаля — великого христианского философа, которого мы больше знаем как учёного математика и физика, преимущественно по Закону Паскаля — «Случай — это псевдоним, который избрал себе Господь Бог».

Точнее не скажешь! (Флавиан, кстати, с этим тоже согласен).