Флавиан. Армагеддон

— И что? — спросил Флавиан, отделяя на тарелке плавники от своей рыбы, — мне это название ни о чём не говорит.

— Как, отче! Ты не смотрел в начале восьмидесятых фильм «Сан Бабила 20 часов»? — я искренне поразился.

— Извини, не смотрел, — поднял на меня взгляд батюшка, — а что, надо было?

— Ну, как сказать… — немного растерялся я. — Надо, не надо — не та постановка вопроса! Просто чтобы понять многие явления в молодёжной среде начала восьмидесятых, необходимо иметь представление об этом фильме, который стал детонатором этих явлений.

— И что это за явления? — спокойно спросил Флавиан, продолжая очищать рыбину от костей.

— Помнишь, батюшка, как тогда в моду у парней стали входить короткие кожаные куртки, чёрные очки-капли, сапоги с острыми носами, названные впоследствии «казаками», цепи на шее?

— Ну, что-то такое было, я сам тогда не очень за модой следил, предпочитал «брезентуху» и «турботинки» с рифлёной подошвой, ты же помнишь — я тогда из походов не вылезал всё свободное от учёбы время.

— Вот! То-то и оно! — торжествующе поднял я палец вверх. — Все вы такие «ботаны»! А жизнь проходит мимо!

— Лёша, а что такое «ботаны»?

— Ну ты, батюшка, и даёшь! — поразился я его наивности. — «Ботаны» от слова «ботаник», то есть такой школьник-заучка с большой головой и в очках с толстыми стёклами, который кроме своей ботаники с бабочками и цветочками ничего в жизни не знает.

— Понял! — кивнул Флавиан. — Я, правда, не совсем «ботаном» был, но в отношении моды пожалуй…

— Ну, если ты имеешь в виду свои разряды по нескольким видам спорта и всякие там сплавы по рекам и лазанье по горам, то ты, конечно, был не вполне «ботаном» — согласился я. — Но что касается молодёжной «субкультуры» со всеми её тенденциями, то ты был весьма отсталым!

— Каюсь! — вздохнул батюшка и продолжил доедание рыбы. — Боюсь, что нагонять упущенное для меня уже поздно.

— Ну…— я представил себе Флавиана с его комплекцией и бородато-кудлатой седой головой в узких джинсах, короткой кожаной куртке, «казаках» и очках каплях — да! Боюсь, это будет зрелищем не для слабонервных!

— Так в чём, кроме моды, роль того фильма в молодёжной субкультуре восьмидестых? — обсасывая рыбий хребет, спросил меня батюшка.

— Видишь ли, отче, — я задумался, стараясь точнее сформулировать мысль, — фильм тот был задуман как антифашистский, чтобы лишить привлекательности распространяющийся в середине семидесятых в Италии среди молодёжи «неофашизм».

В том фильме показали молодых неофашистов, тусующихся на этой площади, непривлекательных внешне, несостоятельных сексуально, хулиганские выходки которых кончаются убийством невинных студентов и тюрьмой.

Но если в самой Италии и в других европейских странах реакцией на фильм действительно стало падение популярности неофашистских идей и стиля поведения, то в нашем СССР-е всё получилось с точностью до наоборот!

— То есть? — вопросительно посмотрел на меня Флавиан, отодвигая тарелку.

— Сам помнишь, в те годы коммунизм и комсомолия как идеология никого из нас особо не зажигали! — начал я. — Да и внешний образ молодого карьериста, подстриженно-причёсанного, в костюмчике с комсомольским значком на лацкане основную массу молодёжи, чувствующей фальшь, к тому же озадаченную в основном гормонально-эротическими проблемами, скорее отталкивал, чем привлекал.

А тут такой фильм, в котором такие же парни в своей капиталистической Италии просто «пышут свободой» — одеты круто, ведут себя дерзко, с глупыми девками делают что хотят, полиции не боятся, а противников «мочат»! Чем не образец для подражания?

Наши-то идеологизированные цензоры думали, что покажут советскому зрителю, как там «у них» всё плохо, как на «хороших коммунистов» нападают «плохие неофашисты» и как это всё ужасно.

А молодёжь фильм по-другому восприняла: какая там идеология — во́ какие крутые и модные парни на этой Сан Бабиле! Ну и пусть себе шагают строем и орут «Ай, цвай, хайль, хайль!» — зато как их все боятся!

Значит, за ними сила — а желание быть «сильным самцом» у молодых мужчин в крови, хоть у итальянских, хоть у советских!

И пошла у нас мода на «а-ля сан-бабиловский» стиль в одежде, в поведении, во внутреннем самоощущении — «первые ласточки» прилетели, явное зло стало привлекательным!

Я и сам тогда очки-капли носил, а за кожаную куртку и «казаки» знаешь, сколько денег отдал? Страшно вспомнить!

Правда, фашиствовать у меня желания не возникало, я ведь в те годы больше женским вниманием был занят, чем идеологией, но образ «альфа-самца» из себя создавал по лекалам «Сан Бабилы».

А по прошествии немногих лет и у нас к кожаным курткам добавились бритые головы, «Ай, цвай, хайль, хайль», ножи в карманах и прочие элементы реального псевдофашизма, и потекла первая кровь… Та́к вот, отче! — грустно закончил я своё повествование.

— Да… — задумчиво произнёс Флавиан. — Теперь я некоторые явления по-новому увидел! И ведь тогда ещё не было ни всей «чернухи-порнухи» в телевизоре, что в девяностых на головы молодёжи обрушилась, ни НЛП, ни компьютерных способов зомбирования мозгов, — а даже один фильм какой эффект дал!