Флавиан. Армагеддон

— Папа Герасим только телесно совсем немощен стал, — продолжил отец Никифор. — Духом он бодр и умом ясен поразительно! Всё и всех помнит, говорит тихо, но внятно и очень важные вещи, вы его каждое слово ловите и запоминайте!

— Хорошо! — кивнули мы с Флавианом.

— Ну, молитесь здесь пока, я за вами приду! — сказал отец Никифор и вышел, прикрыв дверь комнатки, в которой он нас оставил.

***

Молились мы с батюшкой, вероятно, больше часа, прежде чем за нами вернулся отец Никифор.

— Пошли, братие! — он распахнул нам дверь в коридор. — «Большие люди» из России сейчас выйдут, вы зайдёте за ними.

«Большие люди» и вправду вышли сразу же, едва мы приблизились к двери, за которой была келейка папы Герасима. Их было трое, я их сразу узнал — слишком часто их фото мелькают в новостях интернета и телевидения. Называть их не буду, но я, бесспорно, не предполагал, что люди будут настолько «большие»!

Лица у них выражали сосредоточенную задумчивость, они вышли быстрым шагом из помещения, даже не взглянув вокруг.

Мы вошли к старцу.

— Флавианушко! Алёшенька! — тихо проговорил папа Гесрасим, улыбнувшись какой-то небесной улыбкой, когда мы с батюшкой подошли к его одру. — Моё послушание закончилось, а вам ещё надо потрудиться пока…

Мы присели у его кровати на стоявшие рядом стулья.

— Сейчас непросто будет в России, — так же тихо продолжил старец, — и во всём мире будет непросто… Но вы не смущайтесь и других укрепляйте — всё, что будет, это от Бога, по Его Любви, это всё нужно, чтобы больше людей спаслось!

Папа Герасим затих, прикрыл глаза и замолчал на какое-то время, потом снова поднял веки и взглянул на нас словно откуда-то сверху, из Света, который струился из его ясных, совсем не стариковских глаз.

— Если бы вы знали, что нам всем Господь приготовил Там! — он вздохнул тихо и как-то легко-легко. — Надо ещё просто потерпеть, потерпеть и подержаться за веру и за молитву! Остальное Христос Сам сделает, а «претерпевший же до конца спасётся» (Матф. 24:13).

Ты, Флавианушко, молись и укрепляй паству, жалей их, немощных, и учи жалеть друг друга — это сейчас главное, это надо суметь в сердцах сохранить!

А ты, Алёша, всё смотри, запоминай и пиши, пиши — пусть люди через это больше узнают о Спасении, молись и пиши, деточка! Бог твой труд благословит и тебе поможет.

Идите, братие, я вам всё сказал, что вам потребно. Простите меня и молитесь о мирном отшествии моем!

— Простите нас, отче! — мы с Флавианом повалились в земном поклоне у ложа старца. — Простите и благословите нас, грешных!

— Бог вас благословит! — прошептал папа Герасим и слабой рукой осенил нас крестным знамением.

Мы вышли.

***

Через два дня папа Герасим почил о Господе.

Мы всё это время провели в скиту у отца Никифора, «отводя душу» в молитве и афонском житии после нашего активного европейского «турне».

Казалось, что мы в Раю!

***

На следующий день после погребения старца, в котором приняло участие, наверное, пол-Афона, мы с Флавианом перебрались в Пантелеимонов монастырь, чтобы оставшиеся несколько дней на Святой Горе помолиться в любимой нами обители и повидать своих пантелеимоновских друзей-монахов.

***

Отец Александр принял нас, устроил в две отдельные одноместные кельи в нешумном конце коридора на одном этаже с трапезной, чтобы нам с Флавианом удобно было зайти туда попить чаю из афонских трав с сухариками, которые всегда были наготове для оголодавших паломников.

— Ну, отцы! — улыбаясь из-под густых усов, расспрашивал он нас: — Расскажите хоть про Милан, откуда вы прилетели, что вас там впечатлило?

— Гламур, отче! — взглянув на Флавиана и увидев, что он готов уступить мне инициативу в повествовании, начал я. — Сплошной гламур и откутюр!

— Что это за слова такие? — засмеялся схимонах. — Я таких не слышал, что они означают?

— Hautecouture, отче, чтобы вам, неграмотным и дремучим монахам, было известно, переводится как «высокое шитьё», по-итальянски это звучит как AltaModa, — я изобразил на лице выражение крайней снисходительности. — A glamour — это типа «шарм», «обаяние», ну как бы тебе объяснить, чтобы было понятно…

Во! Помнишь, в прошлый раз, когда мы здесь сидели, сюда заезжал некий архимандрит из раскольничьей «филаретовской» украинской церкви, в шёлковом подряснике с вышивками, с запонками от «Swarovski», в лаковых ботинках, в монашеском ремне с плетёными кожаными косичками, с подбрито-подстриженным затылком и бородкой и весь благоухающий парфюмом, то есть духами?

— Помню, ещё бы, мы его не приняли, так он за это матом ругался! — подтвердил отец Александр.

— Ну вот, его стиль внешности и называется гламур, букву «г» лучше произносить по-украински мягко, — объяснил я этому дремучему анахорету. — Теперь представь, что весь Милан наполнен такими «архимандритами» как тот, только в «гражданке» а не в «пiдрясниках»!

— Да ну! — удивился наш друг схимник.

— Честно слово! — закивал я. — Такого количества холёных, разодетых, надушенных и преисполненных сознания собственной значимости мужиков я ещё нигде не встречал в одном месте сразу!