Флавиан. Восхождение

Господи! Не отвергни и меня, много худшего их! Они тогда еще не видели тебя воскресшим, не понимали до конца того, Кто снизошел своей любовью до общения с ними!

А я, зная, что Ты — Бог, и Спаситель мой, и самый близкий и родной, самый искренний Друг, подтвердивший Свою любовь ко мне страшными муками на Кресте, муками, которых достоин именно я! За все, что сделал в своей бестолковой, праздной и греховной жизни, и продолжаю жить все той же, наполненной суетой и страстями, жизнью плотского человека!

Я не стремлюсь стать лучше ради Тебя, я не стараюсь измениться настолько, чтобы приблизиться к Тебе хоть чуть-чуть! Я лишь хочу продолжать получать от Тебя те неисчислимые блага, которыми Ты меня и так одариваешь непрестанно…

Господи! Но я хочу обрести Тебя! Я хочу, чтобы Ты стал для меня живым и близким, родным и необходимым! Я настолько поражен себялюбием, что не способен измениться собственными силами, но я прошу Тебя, Господи, изменить меня, Твоею благодатною силою, Твоею неисчерпаемою любовью! Я хочу и прошу Тебя, Господи, сделать меня таким, чтобы я смог лицезреть Тебя в вечности, чтобы я не лишился общения Твоего!

Я хочу быть с Тобой, Господи! Я знаю, что не достоин этого и никогда не смогу быть достоин, но ведь Ты пришел на землю, чтобы приблизить меня к Себе! Чтобы дать мне возможность обрести то счастье, которое может дать только единение с Тобой в Твоей любви!

Господи! Я предаю себя в Твои милостивые руки, сотвори надо мною спасительную волю Твою, Ты сам, если хочешь, очисти и спаси меня! Но я, Господи, я хочу быть с Тобой!»

— Леша! — Флавиан осторожно потряс меня за плечо. — Служба кончилась, идем отдыхать до утрени!

— Что, а? — Я очнулся и начал приходить в себя. — Ах да! Пойдем, отче, пойдем отдыхать…

Отдых в эту ночь у меня получился, как бы это сказать…

Ну, лучше по порядку!

Келья, в которой меня поселили, была настоящей одноместной монашеской кельей, построенной вместе со всем келейным зданием несколько веков назад.

Сами понимаете, никакого еврокомфорта: узкий «пенал» два на четыре метра, маленькое оконце в нише стены, простая деревянная кровать с «солдатским» ватным матрасом и застиранным, но чистым бельем, небольшой столик у стены, стул, вешалка из четырех крючков на стене у дверей и… все!

Обычно я ложусь спать всегда головой к окну, а тут, поскольку подушка уже лежала на противоположном от окна конце кровати, поленился я ее перекладывать, и, почувствовав после активно прожитого дня внезапное утомление, лег как леглось — ногами к окну, и провалился в сон.

Спал я крепко, можно сказать, с удовольствием, но вот под утро, около трех часов ночи, примерно за полчаса до обычной афонской «побудки»… Начал я просыпаться от необычного ощущения в ногах: словно на них сильным холодом веет, как из кондиционера, и словно они сами как-то в воздух поднимаются и тянутся по направлению к окну.

Все более приходя в сознание, пытаюсь разлепить сонные глаза и повернуть голову так, чтобы посмотреть — что это у моих ног за проблемы с гравитацией начались?

Разлепляю очи и вижу (зрелище — реально не для слабонервных) реющее над моими ногами существо — наподобие киношных, женского полу, вампиров — синюшно-сероватого цвета в лунных отблесках, наполовину всунувшееся в мою келью из окошка и тянущее свои трупные лапы с длиннющими когтями прямо к моим ногам.

Глаза у этой твари узкие и злющие, пасть приоткрыта и классические «вампирские» клыки из нее торчат. А ноги мои, все более леденеющие, так в воздух и поднимаются и к этой гадине, словно к магниту, тянутся! Веселенькое такое пробуждение!

Понимаю, что надо начинать молиться, так ни одна молитва на ум не идет! Пытаюсь осенить себя крестным знамением, а руки, словно наручниками, скованы! А уже чувствую, как и тело начинает подползать в сторону окна…

Кое-как вдруг «Живый в помощи Вышняго» вспоминать стал, бормочу по слогам, рука правая чуть-чуть освободилась, крещу себя, крещу свои ноги — так и грохнулись они о край кровати, словно вернулась к ним тяжесть; молюсь уже яснее, крещу окно, глядь — вынесло из него мерзкую гадину, словно кто-то ее снаружи пылесосом всосал! Тут уж я и «Да воскреснет Бог» вспомнил и «Отче наш» и «Помилуй мя Боже»…

А вскоре и к утрене в талантос застучали.

Пойманный мною в коридоре перед входом в церковь отец Никифор пожал плечами: «Ну бывает! Да ты не бойся — молись, и все отойдет…» И пошел в алтарь, где уже позвякивал разжигаемым кадилом пономарь.

Да уж! Афон…

Надо сказать, молился я в то утро весьма усердно, с усилием сердца и почти не рассеянно умом. Подхлестывал меня в молитвенном напряжении периодически встававший перед глазами образ мерзкой твари, пытавшейся ночью вытащить меня из окна.

Однако ближе к Херувимской песни этот образ отошел от меня, смазался и рассеялся. А уж после евхаристического канона и причащения совсем мне радостно стало, легко как-то и даже весело на душе, вся ночная хмарь стала «яко не бывшая».

Но в памяти событие зафиксировалось.

ГЛАВА 9. Феологос