Все виды лечений, кодирований и других физиологических, психических или оккультных воздействий на одержимых страстью пьянства и наркоманией сами по себе, без помощи Божьей, неэффективны. Максимум, что они могут — дать временное облегчение или заменить одну страсть на другую, более сильную и пагубную для души. Например, на гордость или алчность, или какую-нибудь ещё.
Только если человек, осознав свою гибель, обращает свой взор к Создателю и из глубины души закричит: «Господи! Погибаю! Спаси!» — только тогда у него появляется шанс, ухватившись за протянутую ему Господом руку спасения, напряжением всех сил души, «обдирая локти и коленки», выползать из глубины пропасти, в которую затянуло его обманчивое «калифство». И не с лёгкостью совершается это спасение, а, как говорит Апостол в послании к Коринфянам: «спасется, но так, как бы из огня»!
Кто, как я в своё время, занимался альпинизмом, тот знает, как быстро и легко можно провалиться в пропасть и как трудно из неё потом выкарабкиваться, даже если тебя подтягивают вверх страховочной верёвкой.
К тому же, нужно понимать очень важный момент — дьявол всегда внушает пьянице, что он «не болен», что у него «всё под контролем», что он «сам» сможет справиться с пьянкой, как только захочет. И на все увещевания ближних, видящих со стороны, как неотвратимо погибает его личность, как он умственно и душевно деградирует, несчастный раб «кайфа» возмущённо возражает, что он «в порядке», он не алкоголик, «стоит ему только захотеть»!..
Только вот этого-то — захотеть — он как раз и не может, в этом-то и суть рабского плена любой страсти — неспособность захотеть избавиться от неё!
А уж если вдруг пьяница, под действием молитв и увещеваний близких, всё-таки стал понимать свою зависимость от «зелёного змия», особенно когда здоровье, разрушаемое алкоголем, начинает давать сбои, и пытается «завязать» — тут-то дьявол и натягивает поводок страсти, стягивающий пролужённое водкой горло бедняги! Мол — «куда это ты, раб, дёргаешься? Ты мой! И не смей вырываться»!
И наступает «момент истины» — «карты открыты»: кто кого? И все иллюзии относительно «всё под контролем» улетучиваются, и человек познаёт, что он просто несчастный больной алкоголик, как и те, которых он, видя валяющимися под забором, осуждал, думая: «ну, я-то — не такой!»
Никто из тех, кто начинает регулярно употреблять алкоголь, не собирается становиться пациентом наркологического диспансера — отребьем-алкашом. Но путь, ведущий от «культурно пьющего» до «алкаша», всегда — гораздо короче, чем этот человек может себе представить, и, встав на этот путь, самому, без Бога, сойти с него практически невозможно. С наркотиками, кстати, действует абсолютно та же схема.
— Послушай, отче! А у этого Татьяниного Григория есть шанс вылезти?
— Есть. Если Татьяна правильно себя будет вести, то вымолит. На моей памяти и не таких «отпетых» пьяниц вымаливали.
— А что значит правильно себя вести? Смиряться и молиться?
— Именно так. Смиряться и молиться. Не воспринимать мужа как злостного негодяя, а себя — как несчастную жертву. Жалеть его, а не себя. Помнить, что ей самой Господь послал такую скорбь, во первых — во спасение, а во вторых — по силам.
У каждого своя скорбь и свой крест. Без креста не спастись никому. Старец один говорил — «кто без крестов, тот — не Христов!» А подвигом безропотного несения креста своего и усердной молитвой она может и свои грехи отстрадать, и мужа вымолить. Он сейчас тяжело болен духовно и нуждается в сильной молитвенной поддержке.
Когда в Великую Отечественную войну санитарки с поля боя под обстрелом раненых вытаскивали, то не ругали их и не упрекали за то, что тяжёлые, что стонут или в бреду дёргаются и тащить мешают, не грозились бросить. Наоборот — миленький, хороший, потерпи! Доползём и выходим тебя! И вытаскивали, и выхаживали! Вот так правильно, вот так по-православному и по-русски…
Я Татьяне сейчас такую «картинку нарисовал»: «Представь, — говорю, — двое каторжников, скованных между собою цепью, убежали из лагеря на свободу. А охрана стреляла вдогонку и ранила одного. Бросить нельзя — ты сам к нему прикован. Либо тащи, либо вместе пропадайте, других вариантов нет. Уж если бы раненый помер, ну, тогда отрезай ему ногу, снимай с неё цепь и беги в одиночку.
А твой-то Гриша, — говорю, — жив пока, слава Богу! Душа-то у него горюет и плачет о своём непотребстве, сама ведь говоришь, что стыдно ему по утрам тебе и сыну в глаза смотреть. А пока стыдно — жив человек! Перестал стыдиться — умирает душа. И то, не надо торопиться даже такого „закапывать“. Иногда и засохшее дерево после ливня прорастает.