Флавиан. Жизнь продолжается

— Хорошо, вот тебе пример. Год назад вызывает меня экстренно по телефону духовное чадо, заведующий травматологическим отделением Т-ской больницы, приехать и причастить попавшего в аварию молодого человека: «Отче! Срочно приезжай, жуткая авария — „БМВ“ влетел в бетонный забор, снес шесть секций, от машины — груда железа, водителя вырезали автогеном. Молодой парень переломан весь, восемь часов на операционном столе по частям собирали. В сознание пришёл, но выживет или нет — неизвестно, боюсь, как бы кровоизлияние в мозг не случилось!»

Беру Святые Дары, приезжаю, захожу в палату, вижу — сплошной гипс, все конечности на «вытяжках», из под гипса в разных местах трубки торчат и из них что-то разного цвета капает. Словом, зрелище не для слабонервных. И среди всего этого гипса вдруг вижу сияющее радостью лицо, тоже со многими швами и в «зелёнке».

— Батюшка, здравствуйте! — хрипит, — поисповедуйте меня и причастите, пожалуйста!

Начинаю готовить Святые Дары для причащения, между делом пробую разговаривать с больным: «Ну, что брат, — говорю, — не повезло тебе нынче!»

— Что вы, батюшка, — отвечает, — даже очень повезло, я как только в себя пришёл, сразу Бога благодарить начал!

— Правильно, — говорю, — то, что ты в такой аварии живым остался — милость Божья несказанная!

— Это так, батюшка, — отвечает, — но ещё большая милость Божья — то, что я в эту аварию попал. Я в духовных вопросах немного разбираюсь, батюшка, у меня мать лет пятнадцать уже как «у подсвечника» в храме стоит и сестра родная в том же храме певчая. Только я в семье выродком оказался, хотя до аварии таким себя не считал.

Я ведь — бандит, батюшка, и ехал «по заказу» людей убивать, мужа и жену, коммерсантов. Слава Господу, Он меня остановил! Поисповедуйте меня за всю, жизнь, батюшка, я ведь, если сам не умру, то меня убьют обязательно, «в завязку уйти» не дадут — много знаю. А я и сам так больше жить не хочу, лучше помереть!

Исповедовал я его, причастил. А ночью он умер от кровоизлияния в мозг, врач оказался прав в своём прогнозе. Я же его потом и отпевал. Редко у покойников видишь такое счастливое лицо, какое было у того покаявшегося «разбойника».

Так теперь скажи, брат Алексий, попущенная Богом авария благом была для него или нет?

— Благом, отче, однозначно! Больше вопросов по этой теме нет. А с пьянством-то в чём Промысл Божий?

— По-разному бывает, Лёша. В иных случаях сразу ясно, почему Бог человеку эту страсть попустил, в иных не сразу, а в иных и вовсе не открывает Господь. Мы ведь Божий Промысл ровно настолько понять можем, насколько Он Сам его нам приоткроет. Богу лучше известно — что мы вместить и «переварить» сможем, а чего нам и знать неполезно. Тут важно не трактовать Волю Божью по своему греховному разумению, не начать в прозорливца играть, как иные «младостарцы» делают.

Не открывает Господь, по твоим немощам, смысла происходящего — смирись и не стыдись сказать — «не знаю» или «не понимаю», бойся по тщеславию других и самого себя в заблуждение ввести. А то до «прелести» — один шаг.

Был у меня такой случай: в соседнем селе жил горький пьяница Петрович, бобыль, всей округе известный своим пьянством и мелким воровством. Мужик был сердцем добрый, к скотине жалостливый, помочь, чем может — никогда не отказывал, но трезвым его никто не помнил много лет. И когда у него денег на вино нет — тянет у всех всё, что плохо лежит. Доски, лопату какую-нибудь, картошку из погреба, плёнку от парника. Стащит и за бутылку на Савёловских дачах продаст.

Бивали его, бывало, за воровство мужики-то, он отлежится и опять за старое. А уж коли и украсть нигде ничего не удаётся, просто ходит по дворам и канючит денег на похмелку. Народ у нас к пьяницам жалостливый, не в одном, так в другом дворе дадут, хоть даже чтобы просто отвязался.

Раз пришёл он ко мне в сторожку, в пять утра, трясётся весь, вид — «краше в гроб кладут», еле говорить может. Увидав его, даже мать Серафима разжалобилась: «Батюшка, — говорит, — у него сильный абстинентный синдром, благословите, я ему сто грамм коньяку налью, а то у него сердце может не выдержать, сейчас прямо здесь помрёт, это я вам как бывший кардиолог говорю».

«Налей, — говорю, — раз такое дело, да накорми его сразу, а то он, небось, дня три уже на одной водке живёт».

Налила ему мать Серафима коньяку полстакана, накормила супом, кашей с грибами, вроде ожил Петрович. Стали мы вместе с ним чай пить. Он в себя пришёл, обогрелся, приободрился, повеселел даже, разговорился.

«Вы, — говорит, — батюшка, не думайте, что Петрович пропащий! Я, конечно, сейчас „не в форме“, выпиваю вот, значит, грешным делом и украсть чего могу. В общем, свинья, конечно, я порядочная, чего уж греха таить. Валька, конечно, правильно сделала, что замуж за меня не пошла в шестьдесят девятом — какой из меня, к лешему, муж!?