Флавиан. Жизнь продолжается

И вот, наконец-то! Из-за очередного поворота показалась бухта русского монастыря «Пантелеймон». Мощью и спокойствием веет от громады монастыря: от островерхой колокольни, куполов Покровского храма, множества окружающих церквей и корпусов — всего силуэта, который по какому-то необъяснимому внутреннему соответствию производит впечатление развалившегося на берегу отдохнуть и задремавшего могучего богатыря.

Посреди арсаны, словно вбитый гвоздик, чернела фигурка в длинном тёмном одеянии, по приближении оказавшаяся невысоким пожилым монахом в застиранной рясе и такого же вида греческой скуфье-кастрюльке. Сдвинутые густые седеющие брови, растущая из под самых глаз густющая борода и глубоко посаженные глаза придавали ему грозный вид какого-нибудь славянского Перуна (Господи, прости за подобное сравнение!). Он выждал, пока наша группа, состоящая из десятка российских православных мужчин (не считая пары деловито направившихся к монастырю монахов, прибывших на этом же пароме) сгрузится на пристань со своими рюкзаками и спортивными сумками, затем, окинув нас строгим взглядом, объявил:

— Меня зовут отец А-ий! Сейчас вы, паломники, пройдёте в архондарик, зарегистрируетесь у архондаричьего и оставите там свои вещи. После того, как вас угостят кофе с лукумом и вы получите ключи от келий, вы пройдёте вон в те ворота на территорию монастыря и там, на площади перед собором святого Пантелеймона, ровно через час, я буду вас ждать! Я проведу для вас ознакомительную экскурсию по монастырю, вы подадите сорокоусты и остальные поминания. Итак! Меня зовут отец А-ий! Я жду вас ровно через час! Я затрепетал.

В архондарике нас встретил худой, в очках, простуженного вида монах, похожий на моего старого экспедиционного приятеля Витьку-Маркиза, романтика-архивариуса. Он показал нам стеллажи в гулком вестибюле, куда мы положили вещи, собрал паспорта и «диамонитирионы» и пригласил нас на время оформления пройти в гостевую трапезную, чтобы отведать традиционное афонское угощение — чашку крепкого кофе (Флавианову чашку, памятуя заветы матери Серафимы, я, естественно, реквизировал в свою пользу), маленькую стопочку ракии — «узы» — анисовой настойки, запотевший стакан холодной воды и очень нежный рассыпчатый лукум.

Подавал нам всё это молодой высокий инок, тоже в очках, с совершенно по-детски радостным и приветливым лицом и добродушной улыбкой. Его искреннее желание услужить и утешить выражалось всем его видом, и лицом, и движениями, и мягким голосом с похожим на прибалтийский акцентом.

— Отче честный! — решил я утолить своё любопытство, — как ваше святое имя?

— Г-й — так же доброжелательно ответил инок — монах Г-й.

— А вы, отец Г-й, случайно не из Прибалтики будете?

— О, да! Почти из Прибалтики, немножко западнее. Я из Дании, датчанин.

И продолжая мягко улыбаться, он слегка поклонился нам и отошёл к соседней группе паломников пополнить их блюдо лукумом.

Мы с Флавианом и Игорем переглянулись.

— Однако! — заметил я.

— Да! — подтвердил Игорь.

— Афон! — резюмировал Флавиан.

Едва успели мы прикончить: Флавиан — третий стакан воды, я — вторую чашку кофе и три четверти блюда лукума, Игорь — всего понемножку, как явившийся отец К-л призвал всех получать ключи от келий.

Флавиану досталась одноместная, нас с Игорем поместили в двухместной. Успев раньше Игоря захватить со стеллажа флавианов рюкзак, я понёс его к доставшемуся нашему батюшке жилищу, оказавшемуся через одну дверь от нашего, и, подождав, пока Флавиан справится с замком и распахнёт дверь, внёс внутрь свою ношу.

Едва я вслед за Флавианом перешагнул порог его кельи, как меня обдало волной характерного узнаваемого благоухания.

— Миро? — удивлённо посмотрел я на Флавиана.

— Миро! — не менее удивлённо подтвердил он.

— Может, кто флакон с миром незакрытый здесь забыл? — предположил подошедший Игорь.

Однако наши поиски в аскетическом интерьере гостевой кельи, состоящем из кровати (типа самой дешёвой «икеевской»), стола, стула и вешалки, ничего не дали.

— Иконы! — озарило меня.

Но висевшие над кроватью небольшие «софринские» иконки Богородицы Казанской и великомученика Пантелеймона были абсолютно сухими и не пахли ничем.

Аромат не ослабевал. Мы недоуменно переглянулись.

— Афон! — пожав плечами, сказал Флавиан.

Грозный отец А-ий уже ждал нас на маленькой площади между трапезной и главным храмом монастыря (по-гречески — кириаконом) — собором святого Пантелеймона, посверкивая пронзительным взглядом из-под мохнатых бровей.

— Отцы и братие! Сейчас я проведу для вас обзорную экскурсию по монастырю, затем в Покровском храме вы сможете заказать сорокоусты, поминовения на год и прочие поминания. Заказать сорокоуст у нас стоит дорого, но…

Тут я отвлёкся от объяснений отца А-ия о разновидностях и стоимости поминовений в Пантелеимоновом монастыре, причём отвлекающим фактором послужило не какое-либо внешнее впечатление, а возникшее где-то в глубинах моего существа, казалось бы, даже и отдалённо знакомое, но вместе с тем и совсем новое, причём нарастающее, ощущение.

Я попытался проанализировать и понять его.