Флейшман в беде

– Да, но от меня ожидается очень немного. Здесь ужасно жарко. Почему здесь так ужасно жарко? Мне кажется, что я вижу звуковые волны.

Какого черта я здесь делаю? Мне вспомнилась ночь в Израиле, на Пурим, когда меня бросил один урод по имени Ави, а Сет еще зализывал раны после Дженнифер Элькон. Мы все трое были пьяны, как и все остальные студенты в Иерусалиме. Мы добрались до Зловещей Нищенки, потом – до Стены Плача, а у Стены встретили Бетани, некрасивую плоскостопую подружку Дженнифер. Бетани предложила выставить Сету стаканчик, и в конце концов они пошли к ней домой. Мы с Тоби двинулись дальше, ломая голову, как вернуться, не проходя мимо Зловещей Нищенки. Мы были пьяны и думали только о том, как бы ее обогнуть, но все равно пошли мимо нее. Мы оба хотели услышать какую-нибудь правду о себе. Она нас не помнила – ей вообще ни разу не удалось нас запомнить. Мы миновали ее, но тут же сообразили, что у нас нет наличных. Она закричала, требуя подаяния, и Тоби совершил ошибку – встретился с ней глазами и сказал на иврите, что ему очень жаль, но он уже отдал ей свой последний шекель. Она, конечно, отреагировала неадекватно. Она обрушила на его голову батальон проклятий: «Да не познают дети твои никогда всей глубины твоей родительской любви. Да не станут твои дети взрослыми». Потом ткнула пальцем в меня: «Да обнаружит твоя жена, что ее любовь и влечение к тебе сгнили, как твои собственные яйца».

«Я не его жена!» – заорала я на иврите.

Тоби схватил меня за руку и поволок прочь. Мы перешли на бег и в конце концов спрятались за стеной, пьяно, визгливо смеясь. Мы присели на корточки, и всё было почти как в первую встречу. Наши лица оказались совсем рядом, и вдруг я поняла, что Тоби – совершенство. Всё это время он был у меня под носом. В буквальном смысле под носом, потому что его макушка именно дотуда и доходила. Зачем я искала что-то сложное, если могла заполучить простое? Почему я не могла обратить свой взор на всех Тоби мира сего? И на самого Тоби, на этого Тоби, который прямо тут, рядом со мной? За прошедший год мне сначала разбил сердце парень, который то ли знал, то ли не знал, что он гей, но несомненно был таковым; а потом мне разбивали сердце всякие дебилы, с которыми я гуляла только потому, что немного похудела и дебилы наконец стали меня замечать. Все, чего я в жизни хотела, – быть нормальной, но, похоже, нормальность для меня недосягаема. Зато для меня досягаем Тоби. Я подалась вперед, чтобы его поцеловать. Он меня оттолкнул. «Я не могу воспользоваться твоим нетрезвым состоянием», – сказал он. Назавтра он извинялся, но я притворилась, что ничего не помню.

Сейчас, в его спальне, при открытых окнах, я положила ноги на кровать, а потом и вся перебралась туда же. Я устроила голову на подушке, соседней с подушкой Тоби, и повернулась на бок, лицом к нему. Я закрыла глаза, чтобы не отвечать на его вопросы, а когда открыла, он уже спал. Подумать только, как дружба все еще сохраняется после стольких лет. Просто удивительно, какую боль можно перенести. Просто удивительно, что могут пережить вместе два человека и все же сохранить свою дружбу. Просто удивительно, сколько всего могут знать друг о друге два человека – и при этом продолжать друг друга любить. Я взглянула ему в лицо. Я не замечала признаков старения в нем так, как замечала их в себе. Для меня он был точно таким же, каким я его оставила много лет назад. Это я стала добычей тления. Я коснулась пальцами его закрытых век.

Вскоре после того, как рассвело, нас разбудил какой-то звук. Это плакал Солли. Тоби побежал к нему и увидел, что он опять намочил постель.

– Не переживай, мы просто поменяем белье.

Но Солли никак не мог успокоиться.

– Я сейчас вернусь. Только принесу полотенце.

Тоби прибежал обратно и начал трясти меня:

– Тебе пора уходить.

Я села в кровати и не сразу поняла, где я. Обулась и вышла на цыпочках. Было восемь утра. На улицах виднелись бегуны трусцой и отцы с колясками, дающие женам отдохнуть раз в неделю. Шли люди с бубликами и стаканами кофе в подставках. Лавочники открывали свои лавки. Казалось, что у всех всё хорошо: у прохожих вид был вполне довольный или полностью погруженный в себя. Один мужчина читал «Таймс», переходя улицу. Я покачала головой при виде такого немыслимого благодушия. Адам прислал мне эсэмэску в два часа ночи, и всё. Я не знала, что ответить. Я решила немного пройтись, несколько минут. Но эти несколько минут сильно растянулись, а потом оказалось, что прошло три часа.

Примерно в это время Тоби отправил мне эсэмэску с извинениями, но я ее не увидела, поскольку была с Рэйчел.

Часть третья. Рэйчел Флейшман попадает в беду