Флейшман в беде

Как раз в этот момент фильму Алехандры, сменившему уже восемь сценариев и трех режиссеров, дали зеленый свет, начались съемки, и радостной Рэйчел вдруг упала в руки очередная пачка денег. Рэйчел подумала, не занять ли еще этаж в том здании, где располагалась ее контора, но остановилась. В последнее время она ездит в Лос-Анджелес практически каждую неделю. А еще год назад она ездила туда только раз в месяц. Ее клиенты все больше интересовались Голливудом, и казалось, что все до единого актеры и сценаристы ищут работу, потому что возможности нового рынка интернет-телевидения были безграничны. Рэйчел обожала Лос-Анджелес. Ей нигде не спалось так хорошо, как там. А какая там индустрия велнеса! Сок абсолютно из чего угодно, студии йоги работают круглосуточно. И никакой особенной спешки. Кажется, что время там растяжимо. Что если ей открыть отделение своего агентства в Лос-Анджелесе? Что если, открыв там филиал, она перестанет вечно торопиться и научится передоверять работу подчиненным?

«А что если мне открыть филиал в Лос-Анджелесе?» – спросила она Сэма то ли в «Уолдорфе», то ли в корпоративной квартире, принадлежащей его компании, то ли даже в кровати Мириам в их доме возле Саратоги, где они тоже один раз перепихнулись – на расстоянии лишь одного этажа от того места, где Рэйчел когда-то сидела, притворно соглашаясь с Мириам, утверждающей, что все матери работают.

«А что если мне тоже?» – ответил Сэм вопросом на вопрос. Его фармацевтическая компания располагалась в Нью-Джерси, и необходимость ездить туда каждый день нагоняла на него тоску. Лаборатории, в которых разрабатывали средства от рака, располагались в Калифорнии, в Манхэттен-Бич, и кое-кто поговаривал, что там нужен постоянный надзор руководства.

Рэйчел представила себе, как полностью исчезает из мира, в котором живет сегодня. В жопу Сынди Леффер. В жопу Роксанну Герц. В жопу Мириам Ротберг очень сильно два раза. Тоби тоже может переехать, если захочет. Все равно он ненавидит Нью-Йорк. Он сам родом из Лос-Анджелеса и всегда говорил, что хорошо бы детям побольше общаться с его семьей.

Рэйчел уже представляла себе, как это все будет. Она видела, как садится в самолет вместе с детьми. Она видела, как ходит на йогу и занимается медитацией под руководством тренера, который учит ее доверять подчиненным. Она будет возвращаться домой вовремя. Она будет уделять внимание детям. Она будет бегать – круг почета в честь жизни, которую построила сама, и будет подпитываться энергией от этой жизни. Она отдаст всех клиентов поменьше своим подчиненным, а себе оставит только самых крупных. Она сделает так, чтобы время у нее было.

И как-то зимней ночью, в хэмптонском доме, она наконец повернулась лицом к Тоби и согласилась на вожделенный для него развод. Детям они сказали прямо перед тем, как Тоби должен был съехать с квартиры. Когда он съехал, Рэйчел осталась в квартире одна. Первые две недели она сидела с детьми дома, чтобы помочь им адаптироваться. В первую неделю Солли мог спать только в ее кровати. Забрав Ханну из лагеря, она вела ее с собой на йогу.

А по ночам, когда дети засыпали, она была свободна. Она больше не обязана была ни перед кем отчитываться. Она ходила в одних трусах и лифчике, с налепленными на подбородок полосками для очищения пор, смотрела по телевизору реалити-шоу, ковыряла в носу и оставляла посуду немытой, поскольку теперь это не выглядело как фактический приказ кому-то другому помыть посуду. Предположительно после развода человек должен депрессовать и страдать. Только не Рэйчел. Рэйчел выкинула из головы всю эту катастрофу. Она отбыла свой срок. Теперь ее любили такую, как есть, а не такую, какой она должна была стать по мнению другого человека. Ее понимали. Ей было страшно жаль всех, кто хранил верность построенной им жизни только потому, что сам ее построил. У нее двое детей – душевная, остроумная, энергичная Ханна и искренний, умный, любознательный Солли. Она наконец сможет уделять внимание своим детям, не боясь ранить самолюбие мужа.

Потом Тодд Леффер сказал ей, что видел Тоби вечером где-то в ресторане с женщиной, и она поняла, что пора с ним поговорить. Она была на работе, но все уже ушли домой. Она позвонила Тоби и сказала, что хочет с ним поговорить.

«Что еще такое?» – спросил он.

Она сказала, что собирается открыть филиал в Лос-Анджелесе.

«Ты что, издеваешься надо мной?»

И он замолчал, пока она пыталась объяснить ему, почему это хорошо. Она не хотела унижаться, объясняя, что больше не может выносить нагрузку, связанную со школой, и все, что из-за школы от нее требуется. Она не могла сказать Тоби, что наконец готова жить так, как считает нужным, и учить детей уверенности в себе. Разве это не хорошая новость? Он сможет наконец отдохнуть от постоянной круговерти. Он сможет жить рядом с родителями, и его дети поближе познакомятся…

«Перестань вести со мной переговоры», – сказал он. Она только сейчас поняла, что, возможно, он пьян. В телефоне слышались какие-то фоновые шумы. Он в ресторане или баре. Черт.

«Если я не вовремя…» – начала она.