Флейшман в беде

Сэм пришел за ней и обнял ее за талию. Начал об нее тереться, потом поставил раком у кровати и стянул с нее легинсы. Она устала после терапии криком, но уступила, так как чувствовала себя виноватой. Потом он распластался на кровати и заснул, а Рэйчел присела на краешек. Она не могла спать. Она смотрела на Сэма, и что-то в его храпе казалось ей зловещим. Она попыталась растолкать его, но не вышло, и тут она вспомнила, что он принимает снотворное.

Она встала и прошла на цыпочках через комнату туда, где лежал его несессер. Там обнаружились флакончики виагры (ах, вот оно что) и амбиена. Она ушла с амбиеном в ванную комнату, села на унитаз и стала разглядывать флакон. Кажется, это очень серьезный препарат. Отпускается только по рецепту. Ей казалось, что если она примет таблетку, то утонет. А что если она из тех, кого амбиен толкает на убийство? Она поставила лекарство на раковину, пошла и легла.

В какой-то момент она, вероятно, все-таки уснула, хотя могла бы поклясться, что нет. Но Сэм проснулся по обыкновению в шесть, как всегда, уже со стояком, и сразу начал шарить руками по ее бедрам. Она сказала ему, что не смогла заснуть. «Ты знаешь, мне очень редко выпадает возможность отдохнуть», – сказал он. (Но это была неправда. Только за последние полтора года они с Мириам побывали в Мадриде, Лиссабоне и Африке. Точнее было бы сказать, что ему очень редко выпадает возможность отдохнуть от Мириам.)

Если Рэйчел что-то и умела хорошо, то это – делать выводы. Осознавать то, что происходит вокруг. Видеть поступки других людей и размышлять о том, что все они в сумме что-то значат. Она научилась этому, в течение многих лет наблюдая со стороны игнорирующий ее мир. Сейчас она подумала о том, что сказал Тоби прошлой ночью. И о Сэме.

И еще – о своих детях.

Не о Солли, потому что Солли ее любил. Он обводил пальчиком контуры ее лица, зарывался носом ей в шею и держался на ходу за ее штанину. Он спрашивал, как ей нравится его костюм и каково это – быть взрослым. Он пока не судил мать, но он был еще маленький. Нет, скрупулезно рассматривая свою жизнь, Рэйчел видела ее именно глазами Ханны. Ханна когда-то умоляла ее побыть дежурной мамой в школе или помочь во время ланча, но как Рэйчел могла? Даже на один день? Нет, она не может поехать с классом в Вашингтон как помощница учительницы. Даже на одну ночь? Она даже обед дочери с собой на экскурсию не могла упаковать. «Я не занимаюсь такими вещами, – говорила она Ханне. – Но я прослежу, чтобы это было сделано». «А я хочу, чтобы ты», – говорила Ханна. Рэйчел не спрашивала, какая разница, потому что знала – разница есть. Вы же помните, что она сама росла без матери.

Она вспомнила слова, которые однажды сказал Тоби, пытаясь ее утешить. Она пожаловалась, что как работающая женщина считается в школе некой диковинкой, и это ее огорчает. Тоби из лучших побуждений (возможно) ответил: «Они бы и сами работали, если бы могли. Они просто не могут оправдать свой выход на работу, потому что у них очень много денег». Она тогда пронзила его взглядом, но он так и не понял, что сказал: что да, разумеется, работать – значит ущемлять интересы детей.

Постепенно, слой за слоем, ситуация становилась для нее кристально прозрачной. Да, конечно, Сэм думал, что она останется для него незыблемой фантазией, альфа-самкой, которую можно трахать, пьянея от сознания собственной власти и без единой искорки чувства. Конечно, он и не собирался быть с ней навсегда, потому что рядом с такой амбициозной женщиной нет места для мужчины. И да, конечно, ее брак не мог не распасться, ведь что она за женщина? И да, конечно, люди обращались с ней именно так, чтобы поставить ее на место: она всего лишь женщина. А женщины – зло. Эти мужчины, более или менее вежливые, прикрывали вежливостью свои настоящие чувства, но нельзя быть вежливым бесконечно. Поэтому тот врач так с ней обошелся. Поэтому тех женщин изнасиловали мужчины. Поэтому Сэм разозлился, когда она сделала что-то для себя, а не просто была рядом, чтобы по команде вставать раком и давать.

Может быть, она ничего не стоит. Если верить всем окружающим. Может быть, в этом все дело. Как я уже сказала, она умела делать выводы.

Она нашла Сэма, который сходил на рефлексотерапию, а теперь устроился под деревом и что-то увлеченно набирал в телефоне. Он поднял взгляд, увидел ее и разозлился, что его отвлекли, но потом еще больше разозлился, увидев, что она плачет:

– Ну что на этот раз?

Она не могла ответить, потому что слишком сильно плакала и стыдилась своих слез.

Они вернулись в номер, и Сэм начал укладывать вещи. Он сказал:

– Это была ошибка. Надеюсь, ты сама поняла.