– Такая жалость! Дом Шварцев сгорел, и все, кто были в доме, погибли. Люди говорят, соседи устроили самосуд из-за Крысиного Короля, которому поклонялся еретик Виталиус, квартировавший в этой уважаемой семье.
Инквизитор, коснувшись холеными пальцами правящего лошадьми монаха, тихо проговорил:
– Трогай, брат!
И скрылся в повозке, которая тут же сдвинулась с места и покатилась к выезду из города, оставив стоять раздавленную горем Катарину посреди ратушной площади. Мысли в ее голове роились и больно жгли душу, как укусы диких пчел.
«Не оставляй этого так! Твоего сына, твоего мальчика больше нет на свете, он заживо сгорел в страшных мучениях, а эти жирные твари будут и дальше растить своих детей? Разве смогут эти лживые свиньи вырастить деток так, как малютки того заслуживают? Свободными, счастливыми, не униженными лицемерием? Разве этого хочет Господь? Не стой, Катарина, уводи детей за собой! Подари им свободу и счастье не притворяться и не выкручиваться, а оставаться чистыми, точно агнцы!»
Тем более что – вот она! – на самом инструменте записана мелодия человека! Катарина подумала о детях, вскинула доминатон, прижала инструмент к губам и, заиграв, двинулась по городской площади. Взрослые застыли в оцепенении, зато десятки маленьких ножек застучали по мостовой, устремляясь следом за музыкантом в ярком наряде.
– Свобода! Свобода! Свобода! От церкви, от дома, от нудных родителей, от школы и от любых обязательств! Делай, что хочешь! Гуляй, веселись, – звенела музыка, увлекая за собою шумную ватагу детворы. Самым старшим было около шестнадцати, и они, возбужденные и радостные, несли на руках годовалых малышей, едва научившихся ходить. Остальные толпой бежали за старшими.
Мимо поля, через лес, вдоль ручья, прямо к горам, приплясывая и смеясь, шли беспечные беглецы, и душа Катарины ликовала – она спасала детей Гамельна от ханжества и надуманной морали. Эти ребята станут жить так, как они захотят, делать то, что сочтут нужным, и никто им не будет указывать!
Ушедшие из города дети ступили под сень горы Коппенберг и двинулись по проселочной дороге в глубь страны. По мере продвижения вперед веселье мало-помалу начало спадать. Темнело. Малыши захныкали от усталости, да и среди старших стали раздаваться выкрики:
– Долго еще идти?
– Ноги отваливаются!
– Когда нам дадут поесть?