Флер Д’Оранж: Сердце Замка

Взрыв пришелся в центр его лица. На груди и шее от огня лопнула кожа. Он горел. Горел в машине, весь превращенный в огромный вздувшийся волдырь. Я никогда так близко не ощущала запах горелой кожи. Все внутри меня выворачивалось, подступая к глазам. Я еще смогла отползти, чтобы вырвать подальше от него какой-то зеленоватой отвратительной слизью, в которой попадались куски засохшей крови. Потом я некоторое время пыталась прийти в себя, вытирая рот о белые цветы, росшие в таком непомерном избытке на дне каньона. После рвоты мне стало легче и я смогла ползти дальше. Спазмы прошли, приучив меня воспринимать запах, как нечто должное. Я прекратила обращать внимание на его лицо и на остов машины. Я хотела узнать одно: есть ли в том, что осталось от его тела, хоть какие-то признаки жизни. Именно в тот момент я почувствовала свои руки с обреченностью, что буду всегда их ощущать такой болью… Всегда. Изрезанные стеклом, заскорузлые от крови ладони. Я ухватилась ими за то, что осталось от его рубашки, загоняя глубоко в свои раны стекло. Из них сразу же брызнули свежие струйки крови.

Он не поддавался. Сдвинуть его с места я не смогла. Обгорелым остовом машины прищемило его ногу. Я подползла еще ближе. Из глубины раскаленной машины на меня дохнуло страшным жаром. Его кость застряла между расплющенным сидением и дверцей. Я схватилась рукой прямо за металл. Резкой вспышкой что-то рвануло в глазах, заглушая в моем сознании остатки собственного крика Я очнулась. На руке, которой я схватила раскаленный металл, лопнула кожа. В этом было одно преимущество: из ладони выпало все стекло, но, несмотря на это, двинуть рукой я уже не могла, да и смотреть на подобие его лица, тоже уже не могла. Тем единственным, что я сумела в себе спасти, была способность абсолютно не воспринимать боль.

Я стала смотреть по сторонам в поисках чего-то тяжелого, чем можно вытащить его ногу из тисков. Мне повезло. В некотором отдалении я рассмотрела остатки расщепленного бревна. Научившись лавировать сломанным бедром, я уже могла передвигаться достаточно бодро. К лопнувшему остатку моей ладони присохли белые цветочные лепестки, но снять их оттуда у меня не было силы воли. Это была деревянная палка, вполне легкая для того, чтобы я могла потащить ее за собой. Я обхватила палку подмышкой, грудью, всем телом, ртом и так в обнимочку стала перекатываться с ней, вгоняя в живые остатки тела свежие зазубренные занозы. Я действовала палкой, как рычагом, вставив в маленькое отверстие между сидением и захлопнувшейся дверцей. Нескольких усилий мне хватило на то, чтобы внутри что-то щелкнуло и сквозь полуоткрывшуюся дверь вывалился обгоревший черный обрубок. Освободив его ногу, я стала его тащить, вцепившись содранными ногтями в целые куски его кожи.

В стороне коптил форд. Мы лежали в самом центре каньона. Больше у меня не было сил. Я лежала, уткнувшись лицом в его живот, совершенно не чувствуя никаких признаков жизни. Может быть, он давным-давно прекратил дышать. Может, уже не дышала и я… Я не знаю, что это было. Помню только широко раскрытые собственные глаза, рассматривающие сердце замка из самой его глубины.

Я уже была в N, но в каньоне оказалась впервые. Я действительно видела это зрелище в первый раз. Я закрыла лицо руками, заслоняясь от яркого солнца. У меня была какая-то странная привычка – закрывать лицо в самый неподходящий момент. Точно также я поступила в свой первый приезд в N, заслоняясь от пистолета Веры. Я вспомнила отчетливо ту минуту… Вспомнила охвативший меня страх.

Пистолет в руке Веры напоминал маленькую блестящую игрушку. Только почему-то от вида этой игрушки появился ледяной ком в желудке. Точка дула, похожая на тусклую пуговицу. Эта пуговица уставилась прямо мне в лицо.

– Не двигаться! – голос Веры прозвучал резко, так, как звучал во время нашей встречи, но мне стало плохо не от этого голоса (я почти не обратила на него внимания), а от мысли, что вот так запросто она может меня застрелить и на этом закончится все, и я погибну так нелепо и глупо, что рассказы о моей смерти будут вызывать только смех. Вера может меня застрелить. Она действительно может так сделать и будет совершенно права, ведь я тайком забралась в ее дом. Наверное, если она найдет ловкого адвоката, ее оправдают. А услуги этого ловкого адвоката ей с радостью оплатит мой бывший любовник, разумеется в рекламных целях, чтобы лишний раз пропиарить телеканал.